22 августа 2011

Два ракурса времени в истории Ричарда III — Часть XXI

Историческое расследование с соционическими комментариями

66. Дорога на Босворт

На рассвете, в субботу, 20 августа Ричард III быстро повёл свои войска к Лестеру, чтобы перехватить Генриха на пути к столице. Выйдя из Ноттингема, он направил свою армию на юг, где соединился с силами герцога Норфолка и опередил отряды графа Нортумберленда, идущие окружным путём. Западнее от него двигались войска братьев Стэнли, прикрывающие собой армию Генриха Тюдора.

До заката 20 августа войска Ричарда прошли 23 мили по направлению к Лестеру. На ночь разбили лагерь вблизи Нортдейта. В Лестере подоспели остальные части армии короля. В поэме «Поле Босворта» названы имена почти сотни знатных лордов и рыцарей, которые откликнулись на призыв Ричарда III и поклялись сражаться за него до последней капли крови. Среди них находились и члены королевской семьи, и члены Королевского Совета, прибывшие вместе с сэром Брэкенбери из Лондона. К концу дня, Ричард узнал от своих разведчиков, что армия лорда Томаса Стэнли находится в Сток Голдинге, а его брат, Уильям Стэнли, расположил свои войска в Шентоне.


Предельно растянув время марша, вымотав своих солдат окольными путями перехода, Генри Перси, 4-й граф Нортумберленд (ИЭИ) привёл свои войска в Лестер последним. Объявив королю, что его солдаты крайне измучены долгим походом, а потому не смогут принять на себя лобовой удар первой атаки, Нортумберленд выпросил у Ричарда разрешение расположить свою армию в стороне от места битвы, в резерве. Это предложение наряду с небоеспособным состоянием приведённых им войск, в очередной раз заставило Ричарда усомниться в лояльности Нортумберленда, который, как реальный саботажник и потенциальный предатель, вместе с неприсоединившимися войсками троих братьев Стэнли, уже на тот момент представлял существенную угрозу для его войск.

И тем не менее, Ричард не стал арестовывать Нортумберленда за этот, теперь уже вторичный акт и факт саботажа (первый был, когда Нортумберленд не привёл к нему солдат из Йоркшира), не заменил его кем-либо из проверенных и преданных ему людей, – он предоставил Нортумберленду возможность доказать свою лояльность в бою1.
1 Для законов военного времени Ричард III был чрезмерно великодушным и милосердным правителем, о чём свидетельствует и этот факт, и многие другие. Но даже этих эпизодов его врагам было недостаточно, чтобы признать Ричарда терпеливым и милостивым королём. Им проще было представлять его достоинства как недостатки, чтобы на все последующие века очернить его в глазах потомков. В случае проявленного недоверия, Ричарда III представляли подозрительным и коварным злодеем – этаким параноиком, которому повсюду мерещатся злоумышленники и шпионы. В случаях оказанного им доверия и уступчивости, его представляли простодушным растяпой – этаким «сонным тетерей», которого только ленивый не облапошит.
Стихотворение «Шалтай - Болтай сидел на стене, Шалтай - Болтай свалился во сне...» возникло в народе вскоре после этих событий. При этом, почему - то, никто не задумывался о несоответствии фактов и выводов, сделанных «на их основании» и сформировавших негативное мнение о Ричарде III, несмотря на его фактическую доброту и великодушие, которые он повсеместно проявлял. Никто не пытался понять, каким образом крайняя подозрительность и коварство, которые ему приписывали, могли совмещаться в одном человеке с предельной доверчивостью и простодушием, о которых также много говорилось, – такие сопоставления во времена, наступившие вслед за этим, были приравнены к государственному преступлению и карались смертью.


На следующее утро, в воскресенье 21 августа, король вместе с командным составом своих войск присутствовал на мессе, которую отслужили в небольшой церкви Сеттон - Чейни. После службы королевские войска двинулись на запад от Лестера по дороге, ведущей к Цистерцианскому монастырю, который находился в миле от Атерстоуна.

В народе сохранились предания, основанные на воспоминаниях очевидцев этих событий.

Согласно одному из них, король Ричард III, выезжая из Лестера по мосту, задел шпорой каменное ограждение. Некая старушка, стоявшая в толпе зевак, ему сказала: «Ричард Плантагенет, как вернешься в Лестер, твоя голова ударит туда, где оставила отметину твоя шпора.» Как потом оказалось, её слова были пророческими.

Известно также, что забота Ричарда III о простых людях была столь велика, что следуя к полю битвы, он приказал своей армии ехать только по дорогам, чтобы не помять крестьянские посевы. А Генрих Тюдор, наоборот, повел армию напрямик, истоптав большую часть полей, чем уже тогда стяжал о себе дурную славу.


67. Вечер накануне сражения


Вечером, 21 августа, король расположил свои войска на Редморской равнине, в нескольких милях от небольшого городка Маркет Босворт.

Составитель Кройлендской хроники так описывает настроение Ричарда накануне сражения:
«Те, кто находился вокруг него, отмечали, что он был бледнее обычного. «Не важно, кто победит в этот день, – говорил он своим людям, – но Англия, которую они знали, будет уничтожена». Если победит Тюдор, он должен будет уничтожить тех, кто поддерживал дом Йорков, и править посредством устрашения. Если победит Ричард, он также будет должен править силой, поскольку его попытки завоевать верность справедливостью и добротой потерпели неудачу.».
Было бы жестоким наветом считать, что человек истово набожный, исполненный милосердия и великодушия (о котором говорится даже в этом отрывке), полководец с таким опытом военных действий, как король Ричард III, мог накануне решающего сражения ходить и деморализующе влиять на своих солдат, рисуя им такие мрачные перспективы своего будущего правления. Для чего же тогда они будут воевать, если благословенная и процветающая Англия, какой они знали её при Ричарде III, в любом случае будет уничтожена? И за кого они должны будут воевать, если один из двух правителей, – Генрих Тюдор, уже представляется им безжалостным тираном и монстром, а другой – Ричард III, должен будет стать таковым, разочаровавшись в либеральных методах своего правления?

И это, разумеется, никак не вяжется с реальным и многократно подтверждённым фактически ПОЗИТИВИЗМОМ и ДЕМОКРАТИЗМОМ самого Ричарда III как ЛИЭ, – не сочетается с гуманизмом и ЛИБЕРАЛИЗМОМ его правления, которого он придерживался всегда и при любых обстоятельствах. Как показывают реальные, исторические факты, Ричард III до конца жизни оставался верен своим либеральным принципам и гуманистическим убеждениям, проявляя, вплоть до начала сражения, милосердие и великодушие к тем, чья лояльность до последней минуты вызывала у него серьёзные опасения.


Известно, что вечером, накануне сражения, Ричард III встретился со своим сыном – Ричардом Плантагенетом, – старшим из его добрачных детей и единственным, кому по распоряжению Ричарда, суждено было до конца своих дней жить под прикрытием. Воспоминания об этом эпизоде его сын, Ричард Плантагенет, уже в преклонном возрасте пересказал своему другу и покровителю, сэру Томасу Мойлу, приютившему его на остаток жизни в своём имении, Истуэлл.

С сыном Ричарда III сэр Томас Мойл познакомился во время строительства своей новой усадьбы. Его внимание привлёк необычайно сильный, высокий и крепкий старик - каменщик, по имени Ричард, который во время обеденного перерыва сидел в стороне и читал книгу. Среди рабочих, а тем более, пожилых, грамотность в те времена была фантастически редким явлением, – грамотный человек в любом возрасте мог устроиться на престижную и хорошо оплачиваемую должность, а не работать на старости лет каменотёсом. Полюбопытствовав, сэр Томас обнаружил, что старик - каменщик читает книгу не на английском языке (что ещё можно было как-то допустить), а по латыни, которая в те времена была доступна только избранным представителям духовного или аристократического сословия. Полагая, что старик не может являться ни тем, ни другим, любознательный сэр Томас Мойл решил во что бы то ни стало войти к нему в доверие и выведать его тайну. Когда они подружились, каменщик рассказал сэру Томасу, что в детстве он воспитывался в чужой семье, где с ним хорошо обращались и следили, чтобы он получил самое лучшее образование. Время от времени в дом, где он жил, приходил человек, который оплачивал его проживание, питание и обучение, тщательно проверяя, хорошо ли о нём заботятся опекуны. В заключение старик рассказал, что подростком он был привезён на Босвортское поле накануне сражения, где в первый и единственный раз в своей жизни встретился со своим отцом. Его провели в шатёр к королю, и там Ричард III ему сказал: «Я ваш отец, и если я завтра выиграю эту битву, я призову вас ко двору и возвеличу вас, как подобает вам по вашему происхождению. Но, может случится, что завтра я буду побежден, убит и не увижу вас больше... Если это произойдёт, никому не рассказывайте о том, кто вы родом. Не говорите об этом до тех пор, пока я не одержу победу.»

Воспоминание об этом, самом счастливом и самом сокровенном событии в его жизни, Ричард Плантагенет хранил до конца своих дней. После смерти короля Ричарда, он уже не вернулся в семью, где воспитывался, а стал перебиваться случайными заработками на строительных работах, никому не открывая тайну своего рождения и нигде не задерживаясь подолгу.


Услышав этот рассказ, сэр Томас Мойл решил, что последний из рода Плантагенетов ни в чём не должен нуждаться на старости лет. Он построил для старика небольшой коттедж в парке своего имения и заботился о нём пожизненно, а после смерти захоронил на территории своих владений.



68. Утро перед сражением


Рано утром, 22 августа, перед началом сражения Генрих Тюдор отправил к лорду Стэнли гонца с приказом подготовить войска к бою. Ответ отчима всё ещё был уклончивым и неопределённым: «Пусть Генрих приведет в боевую готовность своих людей, а он (Стэнли) подоспеет в нужный момент».

Переходить на сторону короля лорд Стэнли тоже не пожелал. (Сказывалось повторение истории битвы при Блор-Хите, когда Стэнли во главе своих войск стоял поодаль и наблюдал за сражением, намереваясь примкнуть к победителю).

Когда Ричард III послал к лорду Стэнли гонца с приказом присоединиться к королевским войскам, если ему дорога жизнь его сына, Стэнли ответил, что у него есть и другие сыновья, и в данный момент он не склонен присоединяться к армии короля. Сохранилось предание, согласно которому Ричард, получив столь возмутительный, наглый ответ, в порыве ярости, приказал казнить Георга Стрэнджа, но потом овладел собой, передумал и решил держать его до конца сражения под арестом. Не в его правилах было казнить заложников, а тем более, близких родственников, ставших жертвой чужой подставы и чужого предательства. Поэтому, даже в такой критический, напряжённый момент Ричард III, как всегда, рассудил здраво и мудро: если ему суждено будет выиграть битву, он казнит истинного виновника и предателя – лорда Стэнли, а если суждено будет потерпеть поражение, на том свете милосердие ему зачтётся.

И всё же Ричарда беспокоила та безнаказанность, с какой лорд Томас Стэнли отказывался подчиниться его приказу, – Стэнли поступал так, как если бы изначально, ещё до начала сражения, был уверен в поражении короля Ричарда. На чём могла быть основана эта уверенность, Ричард III не знал, но сам факт такого наглого поведения со стороны обычно трусливого и осторожного Стэнли казался ему подозрительным.

Насторожило его и известие, которое в то утро принёс ему Джон Говард, герцог Норфолк. В своём шатре, куда бесконтрольно никто, кроме самого Норфолка и его сына, графа Томаса Серри, не входил, герцог поутру нашёл записку возмутительного содержания: «Джек Норфолк, ты дерзок, но всё равно; хозяин твой Дикон уж продан давно.» Разгадывать смысл этого предостережения было уже поздно, равно как и дознаваться, кто подбросил это послание. Ясно было одно: приспешники Тюдора в последний момент попытались перетянуть Норфолка (самого преданного из высших военачальников Ричарда III) на свою сторону. В записке намеренно исказили его имя, назвав «Джеком», а не Джоном. Имя «Джек» в английском просторечье было синонимом слова «шут», «дурак», «простофиля»; этим же словом обозначался и перевёртыш - «Джокер» в картах. На это же указывали и Джону Норфолку: пока ещё он герцог, но если не покинет короля Ричарда (который, как здесь намекали, уже обречён – «продан давно»), то в самое ближайшее время станет «Джеком» – дураком, простофилей, – «никем».

Намёки на то, что Ричард III обречён на поражение, сыпались отовсюду, деморализующе влияя на армию короля. Летописец Кройлендской хроники утверждает, что пораженческие настроения так повлияли на полкового священника, что он ещё ночью, накануне сражения, сбежал из лагеря Ричарда. Утром хватились, а священника нет.

Симпатизирующий Тюдору составитель Кройлендской хроники описывает этот эпизод как знак раскаяния Ричарда III, который будто бы сам же и отослал священника, считая, что если ему будет суждено погибнуть в этом сражении, то в молитвах нет необходимости, поскольку свершится Воля Всевышнего, а если суждено победить, молитва станет бессмысленным богохульством – в том смысле, что незачем выпрашивать у Господа то, что заранее им даровано и предопределено.

На самом же деле бессмысленным богохульством было приписывать эти слова такому истово набожному человеку, каким был король Ричард III.


Опять же и священнослужитель в его ставке нашёлся: епископ Данкелд сам, лично, провёл мессу в лагере Ричарда перед боем и собственноручно, возложил поверх шлема на голову короля скромную, походную корону Эдуарда Исповедника – небольшой золотой обруч с несколькими зубцами наверху.

В четыре часа утра, после короткой, но пламенной речи, обращённой к солдатам, Ричард III дал приказ атаковать противника. Военные силы короля были прекрасно обучены и вооружены. В его авангарде кавалерия мудро перемежалась пехотой и стрелками и вместе они представляли надежную защиту. Стрелками командовал герцог Норфолк. А впереди авангарда ехал верхом сам Ричард с отрядом «избранных»,–основной ударной силой своего войска.

69. Реконструкция битвы при Босворте в фильме Лоуренса Оливье «Ричард III»


«Король Ричард:

Во всю длину развёрнут будет фронт
Пехотными и конными рядами;
Стрелков на середину мы поставим;
Джон, герцог Норфолк и граф Томас Серри
И конницу ведут, и пехотинцев.
Когда построятся, за ними следом
Пойдём и мы, и будут наши силы
Отборной конницей окрылены.
Святой Георг за нас! Что скажешь, Норфолк?

Норфолк:

Приказ хорош, воинственный монарх2...»
2 У. Шекспир. «Ричард III», акт V, сцена 5 (перевод Анны Радловой)
Приказ, развернуть во всю длину фронт, не был хорош, и вряд ли его одобрил бы герцог Норфолк – лучший и из военачальников в армии Ричарда. Более того, подобный приказ ни при каких условиях не отдал бы и сам король Ричард III – опытный воин и талантливый полководец, который (в соответствии с психотипом ЛИЭ), был к тому же ДИНАМИКОМ и СТРАТЕГОМ (по психологическим признакам) и очень хорошо понимал, что если бы он во всю длину развернул фронт, ему было бы трудно маневрировать и он, тем самым, фактически вывел бы свои войска на расстрел. А если бы он ещё и стрелков поставил в центре (как описано у Шекспира, который ориентировался на тюдоровские хроники), у него большая часть войска на периферийных флангах осталась бы фактических незащищённой от вражеских стрел.

Лоуренс Оливье (по психотипу ЭИЭ) как режиссёр и постановщик фильма (а не только исполнитель главной роли) попытался воссоздать ход сражения, исходя из текста шекспировской пьесы (написанной на основе «достоверных исторических хроник») и тут же понял (как ДИНАМИК, и СТРАТЕГ по психологическим признакам, и как великолепный режиссёр), что сражение, если бы оно проводилось по такой схеме, не могло быть продолжительным. Поэтому, – чтобы дать хоть какое-то развитие действию (чтобы было что снимать для фильма!), он уже в первых кадрах сражения перегруппировал войска Ричарда. Начал он с атаки лучников (как и было написано в хрониках), а потом ему пришлось разгруппировать эти фронтально выстроившиеся ряды армии Ричарда, чтобы сражение началось и образовались хоть какие-то группы дерущихся, которые можно было бы заснять.


А теперь сравним: если режиссёр вынужден был перегруппировать солдат (актёров), чтобы возникло хоть какое-то движение вперёд и солдаты, наконец, ринулась в бой, так неужели же полководец, а тем более такой опытный, как Ричард III, построил бы свои войска так, статично? Неужели бы он выставил их, как на парад, да так и повёл в атаку, зная, что этим подставляет их под вражеские стрелы? Неужели после того, как часть его войск, ведомая предателями-полководцами, перешла на сторону врага, он бы стремился ещё и к тому, чтобы численность его армии ежесекундно катастрофически сокращалась? Нет, конечно! Он же привёл солдат на поле брани не для того, чтобы уложить их здесь одного за другим, а за тем, чтобы разбить врага, вторгшегося на его землю.

Ричард даже задействовал резервные части для этого, – отозвал виконта Ловелла с войсками от южных границ и вызвал Брекенбери с его гарнизонами из Лондона. Не для того Ричард оставил столицу и границу незащищённой, чтобы по-глупому положить свою армию на Босвортском поле, которое он сам выбрал для этого сражения, потому что там открывались возможности для удобного манёврирования. Так неужели же он ими не воспользовался, планируя бой?

По всей видимости, мы здесь опять сталкиваемся с намеренным искажением фактов, допущенным тюдоровскими хронистами с целью приписать поражение Ричарда III его собственным тактическим и стратегическим ошибкам: дескать, не сумел правильно построить солдат, вот и проиграл битву.

Придерживаясь сценической версии, Лоуренс Оливье (как режиссёр) выводит из боя герцога Норфолка не в начале, а именно в конце сражения, лишая Ричарда последнего шанса на поддержку. У Оливье эта сцена выглядит так: следуя призыву Кэтсби: «На помощь, добрый лорд, иль всё погибло!», Норфолк спешит оказать поддержку Ричарду III и тут же падает, пронзённый стрелой, предательски пущенной ему в спину. Эта сцена достоверна в том смысле, что Джон Норфолк – опытнейший воин и полководец в армии Ричарда, ближайший его сподвижник и верный друг, – действительно погиб в первой же атаке, не выходя из рядов своих войск. После чего атака, которую он начал и которую продолжал его сын, граф Томас Серри, «смялась» и перешла в отступление.

Вряд ли можно предположить, что это произошло случайно, и граф Томас Сэрри после смерти отца так сник, что потерял возможность командовать войском и даже не захотел за него отомстить!

Удивительная «вялость», которую проявили в этом сражении все, наиболее высокопоставленные военачальники Ричарда III (за исключением герцога Норфолка), исторически объясняется тем, что все они после сражения – кто-то раньше, а кто-то позже – перешли на сторону Генриха Тюдора и служили ему верой и правдой ещё долгое время. Получается, что граф Томас Серри, прекративший атаку сразу же после смерти своего отца и якобы «спасовавший» перед графом Оксфордом, перегруппировавшим свои войска, тоже был в числе заговорщиков и возможно был даже причастен к смерти своего герцога Норфолка. Ведь в палатку отца только он один мог войти беспрепятственно, остальных бы часовые заметили! А судя по тому, что это дело с листовкой так и не удалось перед битвой раскрыть (если б расследовали, Ричард был бы спасён, а сражение выиграно), можно предположить, что листовку подложил лично сам граф Томас Серри, который в свете последующих событий выглядит не только предателем, но и отцеубийцей3.
3 Известно, что жена графа Томаса Серри, Элизабет Тилни, была тайным агентом Генриха Тюдора. Несмотря на то, что земли и титул её тестя, герцога Норфолка, после сражения были конфискованы, Элизабет Тилни на протяжении двадцати лет удавалось сохранять свои личные землевладения в неприкосновенности. После того, как Генрих VII снял опалу с её мужа, граф и графиня Серри (ставшие теперь 2-ми герцогом и герцогиней Норфолк) снова вернулись ко двору. В ноябре 1487 года они присутствовали на коронации Елизаветы Йоркской, и графиня Серри была назначена фрейлиной новой королевы. В 1489 году ей была оказана честь стать крёстной матерью дочери короля, принцессы Маргариты Тюдор. От брака с Томасом Серри у Элизабет родилось девять детей. Их старший сын, Томас Говард, 3-й герцог Норфолк, впоследствии стал одним из самых влиятельных государственных деятелей при Тюдорах. Две внучки Элизабет Тилни — Анна Болейн и Кэтрин Говард — стали супругами короля Генриха VIII, другие две — Элизабет Кэрью и Мэри Болейн — числились среди любовниц короля, а ещё одна — Мэри Говард — была женой внебрачного сына короля, Генри Фицроя, герцога Ричмонда и Сомерсета.


Реконструкция сражения при Босворте (Кадры из фильма Лоуренса Оливье «Ричард III»):
























70. Битва при Босворте


Современные исторические источники уже вносят поправку в прежние хроники относительно расположения армии Ричарда на Босвортском поле.

Известно, что Ричард III занял позицию на Амбионском холме (Эмбион - Хилл), его войска насчитывали около 10000 человек и были развернуты на вершине холма с запада на восток. Отряд копьеносцев Норфолка стоял на правом фланге, защищая артиллерию и состоял приблизительно из 1200 лучников. Армия Ричарда, включавшая 3000 пехоты и 2000 всадников, составляла центр. Люди Нортумберленда, численностью в 4000 солдат, должны были охранять левый фланг.

С высоты Эмбион-Хилл Ричард получил возможность наблюдать за ходом битвы. Он мог видеть войска братьев Стэнли, численностью в 6000 воинов, занявших позицию на Дадлингтон Хилл, и пятитысячную армию Генриха Тюдора, расположившуюся к юго-западу от них.

Сражение началось с того, что Генрих двинул свою армию вперёд, к холму Эмбион, где находился король Ричард III и его воины. На пути ему встретилось некое препятствие, обозначенное в хрониках как «болото» (хотя в настоящее время анализ почвы показал, что никакого болота на том поле не было). Генрих отдал приказ обогнуть это препятствие слева, тем самым прикрыв свой правый фланг от нападения. Обойдя «болото», войска Генриха подошли близко к войскам Ричарда, который тут же приказал их атаковать.

Артиллерия Ричарда начала обстреливать армию Генриха и отряды графа Оксфорда, проходившие через «болото». Одновременно с этим авангард армии Ричарда под командованием герцога Норфолка и несколько отрядов его группы начали продвижение.

Поручив командование своими войсками опытному полководцу и давнему противнику Ричарда, графу Оксфорду, Генрих с отрядом телохранителей удалился в тыл. Оксфорд, получив под своё командование все войска Генриха, разгруппировал их на три части: авангард, центр, арьергард, но при этом потребовал, чтоб отряды не отдалялись друг от друга более, чем на 10 футов (3 метра). Удерживая их монолитной массой, Оксфорд перестроил свои войска клином и направил их на правый фланг Ричарда, оттесняя кавалерию Норфолка от пехоты.

В самом начале схватки герцог Норфолк – самый надёжный, верный и преданный из сподвижников Ричарда, самый опытный и мужественный командир, – был убит, практически не выходя из рядов своих войск. После этого продвижение правого фланга Ричарда было приостановлено вторым командиром, – графом Томасом Серри, а сам он покинул место сражения – затерялся в толпе, дав повод солдатам из его армии дезертировать. Воспользовавшись отступлением графа Серри, отряды Оксфорда стали обходить армию Ричарда с тыла, окружая и оттесняя его ряды.

Ричард, приказал Нортумберленду, командующим левым флангом вступить в бой, но Нортумберленд не подчинился приказу: его войска не сдвинулись с места. Историки Хоррокс и Пуг полагают, что Нортумберленд не хотел помогать королю по личным причинам. Чарльз Росс – историк, защищающий приоритеты Тюдора, придумал (спустя пятьсот лет!) оправдание для этих действий Нортумберленда: он предположил, что небольшое естественное возвышение (в интерпретации Росса это «узкий горный хребет») не позволяло Нортумберленду присоединиться к сражению.

Такое «оправдание» неподчинения приказу командующего левым флангом очередным обвинением выступает против самого Ричарда III – многоопытного воина и полководца, который, выбирая место сражения, будто бы (по версии Росса) проявил недальновидность и на свою беду расположил левый фланг своих войск с таким расчётом, при которым его присоединению к битве помешало бы непреодолимое препятствие в виде «узкого горного хребта» (который, кстати сказать, неизвестно откуда взялся и непонятно куда исчез, потому что на топографической карте его нет, а предположить, что за пятьсот лет этот «хребет» сравняли с землёй, тоже нельзя). То есть, по версии Росса, Ричард сам у себя отрезал левый фланг своих войск, отправляя Нортумберленда за непреодолимый «узкий горный хребет», который ни на карте, ни на самом Босвортском поле нигде не просматривается, – поле ровное, без всяких горных хребтов.

(Впрочем, Чарльзу Россу не впервой выставлять Ричарда III недоумком, – это ведь по его, Росса, версии Ричард женился на Анне Невилл «по расчету», «поскольку в те времена все, в основном, заключали брак по расчёту». Версией того же порядка служит и оправдание Россом предательства Нортумберленда, командовавшего левым флангом, но так и не сдвинувшим с места свои войска, несмотря на призывы, приказы и многочисленные послания гонцов (которые, кстати сказать, каким-то образом перебирались через этот, придуманный Россом, «узкий горный хребет»).

Весть о гибели Норфолка и лорда Феррерса достигла Ричарда как раз в тот момент, когда он увидел гонца Тюдора, спешившего оповестить братьев Стэнли об их кончине. Это означало, что войска Стэнли в самое ближайшее время присоединятся к армии Тюдора. Ричард повторно приказал Нортумберленду (ИЭИ) вступить в бой, но тот, «спрятавшись» за «узким горным хребтом», снова отказался подчиниться приказу – не сдвинул свои войска с места.

У Ричард оставался единственный шанс выиграть битву – это сразить Тюдора до воссоединения с ним войск предавших его братьев Стэнли и «мнимо нейтрального», упорно не подчиняющегося его приказам, Нортумберленда. Все весте они составляли бы огромную силу, способную обрушится на армию короля, чуть только его солдаты начнут уставать. После смерти Тюдора (если бы она произошла до присоединения к нему армии братьев Стэнли), Ричард смог бы успеть обратиться с воззванием к солдатам предавших его военачальников и призвать их под свои знамёна, обещая в награду прощение.

Оставалось только определить местонахождение на поле битвы Тюдора. И в этот момент, некий услужливый, неизвестно откуда взявшийся, гонец указал королю на фигуру всадника, стоявшего без движения на холме. Над головой всадника развивалось знамя с огнедышащим драконом Кадуаладра и его окружало всего около 250 человек.

Ричард вполне мог и кому-либо из своих рыцарей поручить сразить Тюдора, – благо все они были великолепные воины и фехтовальщики, но вся проблема заключалась в том, что представить голову убитого Тюдора мог только король и только на месте поединка, а иначе бы возникло подозрение в фальсификации и сражение остановить бы не удалось.

Саму атаку нужно было провести чрезвычайно напористо и устрашающе-стремительным темпом, – в считанные секунды преодолевая все возможные препятствия и не теряя впустую ни одного мгновения. То есть, действовать, как безотказная, хорошо налаженная машина, поминутно наращивая скорость и сражая всех на своём пути. И этого Ричард тоже не мог поручить никому другому. Этот рейд успешно мог провести только он сам, с точностью рассчитывая каждое своё действие (–ЧЛ1) в определённую единицу времени (+БИ2). Скорость продвижения к цели и точность удара в этом рейде решали всё.


71. Загадка Босворта

«Не было гвоздя,
Подкова пропала,
Не было подковы,
Лошадь захромала.
Лошадь захромала,
Командир убит,
Конница разбита,
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Потому что в кузнице
Не было гвоздя»
(Старинное английское
стихотворение.
Перевод С. Я. Маршака)

Существует более тринадцати различных, противоречащих друг другу, описаний сражения при Босворте. И все они составлены людьми, не присутствовавшими на поле битвы(и даже редко выбиравшимися из своих монашеских келий на свет Божий), но собиравших сведения по слухам, по отдалённым и искажённым сводкам и по сомнительным дипломатическим отчётам, посланным европейским государям и приводящим совершенно фантастические цифры и статистические данные (вроде тех, например, что лорд Томас Стэнли собрал сто тысячную армию и всю её перевёл на сторону Генриха Тюдора, отчего тот и одержал победу в сражении4).
4 Из доклада испанского дипломата, направленного Изабелле Кастильской

Не указано даже точное место сражения (плюс - минус три километра в округе), но зато все описания едины в одном: король Ричард III сражался в самой гуще врагов, до последней минуты своей жизни отражал их множественные удары и умер, как герой. Правда к этому описанию во многих случаях добавляется пояснение: «Зная его воинственный и мужественный характер, мы можем предположить, что он сражался в самой гуще врагов и умер, как герой…».

Приводятся самые различные описания смерти короля Ричарда III, происходившей, якобы в одном футе от Генриха Тюдора, до которого Ричард чуть было не добрался во время боя, зарубив двух его телохранителей… А дальше начинаются вариации:

«…Ричард упал с лошади и попал в гущу врагов, с которыми сражался до последней минуты жизни…»

«…Ричарда окружили и стянули с коня при помощи верёвки, после чего он попал в гущу врагов…»

«…Ричард, следуя совету своих телохранителей, бежал с поля боя через болота, был настигнут отрядом Стэнли, храбро и мужественно сражался в самой гуще врагов, пока не погиб, как герой...» (Самое-то интересное, что информация о наличии болота на Босвортском поле, вообще слабо подтверждается в наше время. (За исключением заявления одного местного фермера, который будто бы два года назад утопил на том болоте свой трактор. С тех пор, сколько попыток ни предпринимали, не удалось найти ни болота, ни трактора.). Современные эксперты сделали глубинный анализ почвы предполагаемой территории сражения, включая и три километра в округе, и даже следов болота не обнаружили. Версия о том, что оно было и высохло за последние пятьсот лет, тоже ставится под сомнение – по составу почвы ничто не указывает на то, что оно вообще там когда-либо было.).

В настоящее время историки пришли к выводу, что сражение при Босворте является наименее документированным по сравнению с более ранними описаниями сражений Войны Роз.

И тем не менее, наиболее авторитетной, на данный момент, считается та версия, по которой Ричарду не хватило нескольких дюймов, чтобы достать Генриха своей секирой. То есть, он находился в одном взмахе секиры от Генриха Тюдора, когда трёхтысячный отряд Уильяма Стэнли, оттеснил его от Тюдора к болоту, где завяз его конь, Белый Серри. После чего Ричард спешился и в одиночку сражался с огромным количеством валлийских копейщиков до тех пор, пока удар брошенного ему в голову боевого топора (не копья, заметьте!), не пробил его шлем, после чего он упал и уже был добит копейщиками на земле.

Получается, ему не хватило нескольких секунд, чтобы добраться до Тюдора. Значит, если бы его конь мчался с большей скоростью, этого не случилось бы. Как же так получилось, что такой великолепный наездник, как Ричард III (ЛИЭ, по психотипу!), с его творческой интуицией времени, работающей на опережение, вступая в сражение на свежей, ещё не уставшей лошади, не рассчитал скорость движения и так замешкался, находясь в нескольких дюймах (!) от намеченной цели, что не успел нанести решающий удар, стоящий ему короны и жизни, а позволил трёхтысячному отряду лорда Стэнли, воспользоваться этой заминкой, себя окружить и оттеснить к болоту (которого пятьсот лет назад вообще не было)? И почему в этом «болоте» завяз один только конь короля Ричарда, а он сам (в тяжёлых доспехах) и окружавшие его всадники не увязли? И почему телохранители Ричарда предлагали ему своих коней для того, чтобы он бежал с поля боя, но не для того, чтобы он продолжил сражение (из-за чего он, будто бы, должен был продолжать сражаться пешим)? И что это за условия такие, и кто смеет их ставить королю?

И как так получилось, что он не метнул свой топор в Тюдора прежде, чем его окружили три тысячи воинов лорда Стэнли, ведь секира была тем видом оружия, которым Ричард III владел в совершенстве – лучше, чем кто-либо вообще?


Та версия, по которой три тысячи воинов Уильяма Стэнли «налетели на Ричарда, чуть только он оторвался от своих рыцарей», окружили его и оттеснили, – вообще смешна! В такое даже ребёнок не поверит! Три тысячи воинов – это не рой пчёл, который налетел и кружит, – они должны были занять место – огромное пространство, – которое ещё нужно было освободить вокруг короля Ричарда. Им нужно было время, чтобы получить от Стэнли приказ к атаке (а Стэнли ещё нужно было решиться отдать такой приказ, и ещё не всякий солдат мог подчиниться такому приказу – шутка ли, – пойти против своего короля!). Им нужно было время, чтобы развернуться, подойти и расположиться вокруг Ричарда, а расстояние было немалым, и это хорошо видно на карте сражения, – где Уильям Стэнли, а где король Ричард с Тюдором! При таком плане действий в любой момент могла возникнуть непредвиденная заминка, в корне меняющая весь ход сражения, следовательно, и запланированным действием атака Стэнли быть не могла.

Но тогда возникает вопрос: почему Ричард III замешкался до такой степени (с его-то интуицией времени!), что позволил Тюдору отойти от него на безопасное расстояние и уступил место воинам Уильяма Стэнли, которые (согласно хроникам) «как раз к этому времени и подоспели»? И почему отряд Уильяма Стэнли, находившийся (по плану сражения) в полутора милях от короля, настиг Ричарда раньше, чем сам Ричард, находясь в нескольких дюймах от цели, успел нанести Генриху Тюдору смертельный удар?

Кстати, придворные хроники указывают на то, что отряд Уильяма Стэнли замешкался и вовремя оттеснить Ричарда от Генриха не успел. Когда в 1495 году лорд Уильям Стэнли предстал перед судом Генриха Тюдора (по обвинению в сочувствии Йоркам), Уильям Стэнли, в доказательство своих заслуг напомнил Тюдору о своём «своевременном вмешательстве на Босворте, которое спасло Генриху жизнь», на что Тюдор тут же ответил Стэнли, что «его задержка на Босвортском поле была достаточно долгой, чтобы он (Генрих) успел потерять её». А это говорит о том, что Стэнли всё-таки припозднился, и у Ричарда было время и сразить Тюдора, и объявить о своей победе, ещё до того, как его окружили, но он по какой-то причине не успел этого сделать. Он вообще мог не попасть в окружение людей Стэнли: приблизься он к Генриху хотя бы на шаг – враги бы уже не рискнули к нему подступить, опасаясь в суматохе опрокинуть и смять другого претендента на трон – Генриха Тюдора, который в то время стоял на вершине холма и с ужасом наблюдал, как Ричард неотвратимо и быстро к нему приближается. Значит Ричард где-то замешкался в пути, причём, совсем близко от Генриха, переключив внимание на что-то другое, более важное. Хотя в тот момент не было ничего важнее, чем добраться до Генриха и решить исход сражения одним ударом, на что собственно и был нацелен Ричард, как
  • опытный воин и полководец,
  • как прирождённый СТРАТЕГ (по психологическому признаку), ориентированный на достижение цели,
  • как РЕШИТЕЛЬНЫЙ РАЦИОНАЛ, – непреклонный в своих намерениях, планомерный и последовательный в своих решениях и действиях,
  • как ИНВОЛЮТОР , ориентированный на непременное завершение начатого.
Что же заставило его отклониться от цели «во времени» и «в пространстве» именно в самый важный для него момент? Что помешало ему сделать этот шаг, этот взмах, этот бросок, стоивший ему короны и жизни?

При всём желании представить его непобедимым воином, нельзя игнорировать ни исторические факты (в сражении он был убит), ни соционические закономерности (все вышеперечисленные психологические свойства имели место).

Все версии, описывающие гибель Ричарда III (ЛИЭ)в битве при Босворте (а их тринадцать! – по количеству литературных источников и хроник), сделаны без учёта особенностей его психотипа и составляющих его психологических признаков, – в частности, признаков: ИНТУИЦИИ, СТРАТЕГИИ, ДИНАМИКИ, РЕШИТЕЛЬНОСТИ, РАЦИОНАЛЬНОСТИ, ИНВОЛЮЦИИ. А из сочетания этих признаков следует, что завидев цель, Ричард уже не мог от неё отклониться, не выполнив всего намеченного. (СТРАТЕГ, РАЦИОНАЛ, ИНВОЛЮТОР). А это значит, что ни отвлечь себя от цели, ни оттеснить к болоту (или вообще в сторону), ни даже заслонить от себя цель он бы никому не позволил.

Шансы свои он умел рассчитывать и осознанно – по творческой интуиции времени, работающей на опережение (+БИ2), и подсознательно – по демонстративной (инволюционной, альтернативной) интуиции потенциальных возможностей (–ЧИ8). И значит, все имеющиеся возможности, включая и альтернативные, он сумел бы использовать по-максимуму. (Если бы у него был один шанс на миллион, он бы и его использовал для того, чтобы метнуть в Генриха Тюдора свою секиру. Даже если бы у него не было такого шанса, он бы всё равно его нашёл и использовал.) Если бы он остался без коня, в окружении своих или чужих всадников, он, не вступая в дебаты и торги, просто пересел бы на чужого коня и продолжил битву – всё это элементарные, военные упражнения, которым он был с детства обучен.

Если он находился в «считанных дюймах» или «в одном футе» от своей цели, как это описывают в хрониках, он бы непременно эту цель поразил. Он бы поразил её ещё раньше, даже если бы Генрих Тюдор прятался за чужие спины (другие тоже бы постарались увернуться от брошенной секиры, и Генрих остался бы незащищённым).

Возникает вопрос: при каких условиях Ричард не смог бы поразить цель?

По всей видимости, обстоятельства для этого должны были сложиться таким образом, чтобы в результате какого-либо происшествия Ричард оказался бы недвижим, скован (связан, спутан) по рукам и ногам и потерял возможность не только сражаться, но даже двигаться. То есть упал бы на бок, придавленный своей же, закованной в латы, лошадью и под её тяжестью и тяжестью своих доспехов (особенно, если при падении получил травму рук, ног и позвоночника) не смог бы пошевелиться.

Просто так свалиться с лошади (если бы она споткнулась о кочку) и перелететь через её голову, он не мог, – для этого он слишком хорошо сидел в седле и был одет не в лёгкий, жокейский костюмчик, а в стальные, тяжёлые латы. Значит упасть он мог
  • только вместе с лошадью
  • и то, если бы не смог по каким-то техническим причинам вовремя спрыгнуть,
  • и только в том случае, если бы лошадь завалилась на бок.
А это могло произойти, если бы лошадь, с разбегу взбираясь на холм, захромала, оступилась, подвернула или сломала ногу.

Но разве можно было это осуществить намеренно?

Может такое быть, чтобы перед боем к королю подвели хромого коня? – Нет. Тем более, что Белый Серри был самым любимым и самым опытным его боевым конём. А значит перед сражением конь был здоров и бодр, чувствовал себя хорошо, а иначе Ричард велел бы его заменить.

Может ли быть, чтобы коня перед боем плохо подковали – то есть, специально сделали так, чтобы во время быстрого (с разбегу) подъёма на холм подкова отвалилась? А запросто! – при условии, что кузнец был подкуплен. Потому, что он-то, как раз, был мастером высочайшего класса. И значит, имела место самая обыкновенная, техническая диверсия. Ведь всем было заранее (или, как минимум, накануне) известно, на каком коне Ричард III пойдёт в бой. (На Белом Серри, конечно, – что за вопрос!) А остальное уже дело техники: в нужный момент тщательно спланированная «авария» произошла. Для сравнения скажем: это всё равно, что неплотно затянуть колёсные болты гоночному автомобилю: на первом же повороте колесо соскочит и автомобиль врежется в барьер или перевернётся.

Но в наше время работу механиков проверяют.

В те времена работу кузнеца тоже могли проверить. Но и на этот случай можно было подстраховаться: подбить подкову УКОРОЧЕННЫМИ гвоздями. Снаружи всё будет выглядеть, как обычно, а при первом же столкновении с препятствием – при ударе о камень, подкова начнёт отпадать. А если лошадь будет с разбегу подниматься на каменистый холм, таких столкновений будет множество и подкова быстро отпадёт, а там и лошадь завалится на бок вместе с наездником, который, даже если успеет спрыгнуть, потеряет равновесие на пологом склоне (и этим обстоятельством тоже можно будет воспользоваться). Или вообще не сможет спрыгнуть, не упав под лошадь, потому что наклон для прыжка будет неудобный, и шпора всадника запутается в стремени.

В свете этого становится понятен смысл той листовки, которую нашёл в своём шатре герцог Норфолк в утро сражения:

«Джек Норфолк, ты дерзок, но всё равно:
Хозяин твой Дикон уж продан давно»5.
5 У. Шекспир, «Ричард III», действие 5, сцена 3. (перевод А. Радловой)

«Придумана врагами эта штука…» – говорит шекспировский Ричард III и оказывается так же далёк от понимания тайного смысла этого предостережения, как и исторический Ричард III, который тоже не придал значения этому тексту, но осознал его суть, когда стал жертвой этой диверсии. И не случайно те воины, что похвалялись своим участием в убийстве Ричарда, говорили потом, что перед смертью он повторял одни и те же слова: «Измена, предательство… измена, предательство…». Не случайно и то, что лорд Томас Стэнли – этот беспринципный лицемер, предпочитающих служить всем без разбора, так быстро определился с окончательным выбором, что в утро боя объединил свои штандарты со знамёнами Генриха Тюдора и отказался перейти на сторону Ричарда даже под угрозой смерти своего сына, оставленного у короля в заложниках. Братья Стэнли были уверены в том, что Генрих Тюдор победит, хотя во время сражения не спешили перейти на его сторону. Тогда откуда же они знали о его предстоящей победе?

Из летописей известно, что у Ричарда на поле битвы возникла какая-то заминка с конём. Шекспир, основываясь на хрониках Холла и Холишенда, пишет о Ричарде:
«…Коня под ним убили, пеший бьётся
И Ричмонда он в глотке смерти ищет6…» – то есть, в самой гуще сражений.
6 У. Шекспир, «Ричард III», действие 5, сцена 4 (перевод А. Радловой).

О том, что конь Ричарда потерял подкову, нигде не написано. В гуще сражений таких вещей не замечают. Заговорщики этой уловкой не хвалились. Генрих Тюдор – тоже: глупо было бы кричать, что он одержал победу при помощи гвоздя. Но ЕСТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО этой версии, подтверждающее тот факт, что он всё же не смог скрыть своего торжества по поводу этой бесчестной победы: в Глостерском кафедральном соборе экспонируется гербовый щит Генриха VII Тюдора, называющийся «Благодарение» и символизирующий его победу над Ричардом III на Босвортском поле.


На верхнем поле щита изображена отрубленная голова вепря (символизирующая поверженного Ричарда III, герцога Глостера) и воссоединяющиеся алая и белая розы. На нижнем поле: корона на шлеме, добытая на острие меча. И – самое-то главное! – справа и слева от меча, «добывшего» Генриху Тюдору корону, на синем поле белой розы Йорка размещаются ДВЕ синие, «йоркистские» ПОДКОВЫ С ВЫПАВШИМИ ИЗ НИХ ГВОЗДЯМИ (!), благодаря которым Тюдору удалось одержать победу в этом сражении.

Как видим, вся эта диверсия (осуществлённая в соответствии с заранее продуманным планом, разработанным ещё при жизни Людовика XI) была подстроена в виде коварной и хитрой ловушки, где роль «приманки» пришлось взять на себя самому Генриху Тюдору. Он стоял на холме, в окружении очень небольшой группы воинов, и обозревал бой, когда некий услужливый гонец указал на него королю. У Ричарда, распалённого ненавистью и жаждой мести к врагам и предавшим его военачальникам, сразу же возник план удобного и быстрого решения исхода битвы: на полном скаку взобраться на холм, атаковать окружение Тюдора и поразить его самого, после чего уже можно было обратиться к мятежникам с призывом вернуться под его знамёна.

Для того, чтобы сберечь силы для этой, чрезвычайно важной атаки, Ричард в сопровождении небольшой группы всадников (здесь указываются разные цифры), обошёл войска Уильяма Стэнли со стороны своего правого фланга и обрушился на телохранителей Генриха Тюдора. Сначала (как пишут в хрониках) он столкнулся с огромным воином – сэром Джоном Чейни и свалил его ударом секиры, затем добрался до Уильяма Брэндона, знаменосца Тюдора, сокрушил и его…


Казалось, ничто не могло помешать ему достигнуть цели. Ричард пришпорил коня и помчался вперёд...


...Цель была так близка, что он уже видел это напряжённое от ожидания лицо Генриха, с застывшим выражением ужаса в глазах. Не исключено, что это ощущение надвигающейся опасности передалось и Ричарду: он поймал себя на мысли, что не хочет приближаться вплотную к нему, а может метнуть секиру прямо сейчас… Но в этот момент вдруг стало происходить нечто странное: земля как будто встала на дыбы и стала стремительно приближаться к нему. Шпора запуталась в стремени, и он не успел высвободить ногу, пытаясь спрыгнуть с коня, а завалился вместе с ним на правый бок, оказавшись придавленным закованной в тяжёлые латы лошадью. Рука с секирой была вывернута и находилась под ним. Это было единственное положение, из которого он не мог метнуть в Генриха Тюдора топор. В голове промелькнул вчерашний эпизод на Лейстерском мосту. Вспомнились слова старухи-гадалки о шпоре, как если бы она уже тогда знала, что шпора запутается в стремени и он упадёт вместе с конём. Он попытался приподняться и высвободить руку, но в этот момент оказался придавлен к земле остриём копья. Острая боль пронзила его насквозь. Удар, потом ещё один… Над собой он увидел озверевшие лица валлийских копейщиков. Злобно осклабившись, они кололи его копьями, словно лёд в проруби, и каждый удар отзывался в его теле нестерпимо-острой, вяжущей болью. Удары сыпались на него, становясь всё сильнее и чаще, а ему всё труднее было противостоять их нарастающей боли. Свинцовые сумерки обрушились на его глаза, заслонив собой солнечный свет. Гулкие голоса копейщиков наплывали со всех сторон, пробиваясь сквозь шум в ушах, приглушающий звуки сражения. Превозмогая боль, Ричард попытался выбраться из-под лошади, воспользовавшись её конвульсиями, но снова был пригвождён к земле ударом копья… Боль накатила на него удушающе-жгучей лавиной, и вместе с ней подступило ощущение дурноты, от которого ему стало трудно дышать. Начались судороги и спазмы… Перед глазами поплыли красные и зелёные круги, потом всё исчезло, и откуда-то, из глубины, стали появляться и раскрываться перед ним страницы воспоминаний – листок за листком. Вот яркое, солнечное утро, и он сидит на коленях своей кормилицы, в замке Фотерингей… Вот Эдуард – весёлый и шумный, подхватывает его на руки и кружит… Вот праздничные турниры в Бургундии… Вот звучит орган в капелле Филиппа Доброго… Вот торжественный ритуал посвящения в рыцари… Вот его первый приезд в Миддлхэм, и маленькая девочка сбегает навстречу по ступенькам лестницы… Золотистые локоны рассыпались по плечам, глаза сияют, как тогда, – в день их свадьбы. И ещё потом, – в день рождения их сына. А вот и она сама, – ослепительная, в сверкающей короне, на фоне бесконечно-синего неба. Она вышла его встречать, как тогда, в Миддлхэме, с сыном на руках, – его Анна…

Генрих Тюдор стоял поодаль и спокойно смотрел, как его солдаты, словно свора голодных псов, терзают тело короля Ричарда, превращая его в кровавое месиво.

Насытившись зрелищем, Генрих распорядился прекратить бойню: тело Ричарда III он намерен был выставить на всенародное обозрение. Король должен быть узнаваем (а иначе, потом, – известное дело! – от самозванцев отбою не будет).

Ещё не остывшее тело Ричарда освободили от доспехов и одежды, сняли с него королевские регалии и передали их Генриху Тюдору, который тут же надел их на себя.

С головы Ричарда сняли шлем. Неподалёку, под кустом боярышника, нашли упавшую с его шлема корону. В хрониках описывают, что Уильям Стэнли её и нашёл. Заметил нечто сверкающее под кустом, поднял, отряхнул о коленку, поплевал, протёр рукавом и лично водрузил на голову всё ещё стоявшему на холме Генриху Тюдору, со словами: «Вот, сэр, я и сделал вас королём Англии»7.» Присутствующие преклонили колена и громко прокричали: «Да здравствует король наш Генрих!»…
7 Потом, спустя века, историки напишут, что это была «чисто символическая» коронация и ничего общего с беззаконием и узурпацией трона она не имеет.

Считается, что это было последнее сражение в рыцарской, средневековой Англии и закончилось оно смертью последнего короля-рыцаря, которого с полным основанием можно было назвать "цветом рыцарства" старой и доброй Англии, — той, которая умерла вместе с ним. Одни его предали в том же бою, другие — выставили его на позор и осмеяние, — сделали всё возможное, чтобы уничтожить светлую память о нём, и на веки вечные подменили добрую славу, злой.


72. Возвращение в Лестер

Подобно тому, как униженных и разжалованных государственных преступников в те времена волокли к месту казни за шею, обнажённое тело убитого короля Ричарда III тоже обвязали ремнями, закрепив их петлёй вокруг шеи. (Это был чисто символический акт унижения посмертно разжалованного монарха, при котором ему, как «государственному преступнику» и «изменнику законному государю, Генриху Тюдору», устроили «выволочку» – повлекли к месту позора и осмеяния, перехватив за шею ремнями). Связанное тело короля перекинули через спину коня и при полном скоплении народа повезли в Лестер. По дороге народ мог обозревать своего бывшего государя и глумиться над его останками. В Лестере обнажённое тело Ричарда III было привязано к воротам города и выставлено на всеобщее обозрение.

Вот как описывают этот эпизод в тюдоровских хрониках:
«… Ричард, покойный король, который настолько славно в то утро вышел из этого города, настолько же непочтительно был в тот же день в этот город доставлен. На его теле, местами ободранном вместе с кожей, не осталось даже того, чтобы покрыть его тайный член. Он выглядел, как подвешенная туша распотрошённой свиньи или иного гнусного животного, и так, весь перепачканный кровью и комьями грязи, смешанными с навозом, был доставлен в Лестер, заставляя всех людей задуматься об этом, и здесь же, позднее, был непочтительно похоронен».
The Great Chronicle of London. изд. AH Thomas and ID Thornley (London, 1938), pp. 236-8.

Через три дня монахи Серого Братства получили разрешение его похоронить. В церкви Благовещения Св. Марии в Ньюарке была отслужена месса по убитому королю.

Во время траурной церемонии английский король Ричард III – славнейший потомок династий Капетингов и Плантагенетов, наследник трёх европейских корон – английской, французской и испанской, при жизни увенчанный высшей славой, благодаря своим выдающимся победам и заслугам, добрейший и справедливейший из всех королей, убитый предавшими его соотечественниками, коих он стремился сделать самым передовым, самым счастливым, могущественным и многочисленным народом, лежал на грубом, наспех сколоченном, деревянном помосте, прикрытый от колен до пупка ветхой, чёрной материей. Остальная часть его тела, со следами многочисленных, рваных и сквозных ранений, оставалась открытой и была доступна обозрению всех присутствующих. Отслужив скромную мессу, монахи поместили тело короля в каменный саркофаг и захоронили на территории монастыря.

Через несколько лет, специальным распоряжением Генриха VII, им было разрешено поставить на могиле Ричарда III скромное, алебастровое надгробие. Генрих Тюдор сам, лично субсидировал для этого небольшую сумму, в размере 10 фунтов стерлингов.

В период правления Генриха VIII, аббатство Серых Братьев, наряду с другими монастырями, было разрушено, а многие захоронения, находившееся на его территории, были разрыты и разорены. Королю Ричарду III устроили шутовские похороны: его тело под хохот и улюлюканье было извлечено из саркофага глумящейся толпой и сброшено в реку Суар.

На месте разрушенного аббатства построили постоялый двор, а из саркофага сделали поилку для скота. Долгое время саркофаг считался утерянным. И только в 2008 году его обнаружили на территории частного садоводства в Лестере. Теперь он экспонируется в Музее Босворта в Лестершире.

Археологическое обследование саркофага указывает на то, что в качестве захоронения он использовался в начале XIV-го века, а не в конце XV-го, когда происходили описываемые события. И это позволяет построить две версии:
  1. Для захоронения короля Ричарда был использован саркофаг из чужой могилы. (Что маловероятно, поскольку было бы недопустимым, для монахов, кощунством по отношению к обоим усопшим).
  2. Захоронение короля Ричарда удалось спасти, подставив под разграбление чужую могилу. Что, в общем, нетрудно было устроить, поскольку для этого нужно было всего лишь перенести небольшое надгробие с одной могилы на другую.
Если предположить, что о нападении на монастырь монахи были предупреждены заранее (что весьма вероятно, поскольку сочувствующих и скрытых католиков в этом регионе, как и во многих других, было достаточно), то у них оставалось какое-то время и для того, чтобы скрыть захоронение короля (убрать плиту и завалить строительным мусором), и для того, чтобы захоронить вместе с ним и некоторые из монастырских реликвий, предполагая, что в будущем, когда времена изменятся, – правление Тюдоров закончится, католицизм не будет подвергаться преследованию, а король Ричард будет оправдан во мнении общества, – можно будет раскрыть и тайну его захоронения.



Духовный сан обязывал монахов Серого Братства спасти прах короля, помазанника Божья, от осквернения и уничтожения. Они обязаны были сделать это и для того, чтобы останки короля-праведника, погибшего мученической смертью, могли быть впоследствии перезахоронены в Вестминстерском Аббатстве, как того требует традиция. И для того, чтобы паломники в будущем могли прийти к его могиле и почтить память величайшего из королей. И для того, чтобы можно было прийти и поклониться его праху, если он будет когда-нибудь канонизирован, а его мощи проявят чудотворные свойства. И для того, чтобы сам король мог предстать перед Всевышнем в день Страшного Суда.

Они обязаны были позаботиться о его прахе ещё и потому, что с той минуты, как им было доверено тело короля, они отвечали за его сохранность и захоронение перед Богом. (Тот факт, что некоторые захоронения аристократов (как, например, семейства Моубрай) были аналогичным способом спасены в эпоху Тюдоров и перенесены в частные владения, – также позволяет рассчитывать на подтверждение этой версии).