22 августа 2011

Два ракурса времени в истории Ричарда III — Часть XXII

Историческое расследование с соционическими комментариями

73. Битва при Босворте. Итоги сражения


Бой закончился после того, как короля Ричарда III объявили убитым. Потери командного состава с его стороны были огромны. Среди убитых: Джон Говард, герцог Норфолк, сэр Роберт Брекенбери, сэр Роберт Перси, сэр Ричард Рэтклифф, Улотер Деверо, лорд Феррарс; сэр Джон Феррерс, сэр Ричард Карлтон, сэр Уильям Коньерс, сэр Томас Гоувер, сэр Хэмфри Бофорт, сэр Персиваль Сёрволл, Ричард Ботон, Уильям Джилпин, Джон Джойс, Джон Кендал, Роберт Мортимер, Уильям Аллингтон, Джон Бабингтон, Джон Сачерверел, Гилберт Суинборн.

Казнены после сражения: сэр Уильям Кэтсби, сэр Джон Бак и Уильям Брачер.

Репрессированы: сэр Генри Бадруген, сэр Томас Братон, сэр Джеймс Харрингтон, сэр Джон Хаддлстон, сэр Роберт Миддлтон, сэр Томас Пилкинтон, сэр Хэмфри Стаффорд, Уильям Брэмптон, Томас Стаффорд, Эндрю Рэтт, Ричард Ревел, Джеффри Сен-Жермен, Уильям Сапкот, Роджер Уэйк, Джон Уолш, Ричард Уоткинс, Ричард Уильямс, Томас Меткалф, Уолтер Хоптон, Уильям Клерк, Томас Пултер.

Со стороны Тюдора потери командного состава были не столь значительны. В бою погибли: сэр Уильям Брэндон, Ричард Бэгот, Хэмфри Коутс.

Одновременно с этим армия Генриха пополнилась и новыми силами. Их составили войска предателей и дезертиров, среди которых первыми были: лорд Томас Стэнли (после битвы получил титул короля острова Мен (номинально) и титул 1-го графа Дерби), сэр Уильям Стэнли (после битвы назначен Лордом-Камергером), Генри Перси, 4-й граф Нортумберленд (после проверки в тюрьме на лояльность, восстановлен в прежних правах), граф Ноттингем (произведен Генрихом Тюдором в маркизы), лорд Джон Дадли (произведен в шерифы Суссекса), лорд Ричард Фицью (назначен главным Лейтенантом Севера), Томас Говард, граф Серри (после проверки в тюрьме на лояльность, был направлен на дипломатическую службу); Георг Талбот, граф Шрусбери; Ральф Невилл, граф Уэстморленд; лорд Томас Ланли, сэр Томас Маркенфилд (после битвы назначен шерифом), лорд Ральф Грейстоук, Томас Фиенс, лорд Дакр; Томас Фитсалан, лорд Малтрэверс; лорд Джон Зауч, сэр Кристофер Моресби (назначен шерифом Кумберленда), сэр Томас Монтгомери, сэр Мармадьюк Констебл, сэр Ральф Аштон, Уильям Беркли.



74. «Враг вступает в город, пленных не щадя…»

Одержав «победу» в сражении при Босворте, Генрих Тюдор с триумфом прибыл в Лестер, где впервые был встречен, как король. Началом своего правления он объявил канун Босвортской битвы – 21 августа, 1485 года. В связи с этим, все воины короля Ричарда III, 22 августа принимавшие участие в сражении, были объявлены государственными изменниками и преступниками. Всех их Генрих Тюдор приказал казнить, за исключением тех, кто перейдёт на его сторону, присягнёт ему на верность и признает его королём. Присоединившихся к нему пленных он помиловал, остальных – уничтожил. И это был беспрецедентный случай на тот момент, поскольку даже в то кровавое время было принято пленных солдат низшего звания прощать и отпускать на свободу, даже если они не присоединялись.

Уничтожение неприсоединившихся пленных – «тактика выжженной земли», свойственная «СЛЭ» – сенсорно-логическому экстраверту – (психотип Генриха Тюдора, графа Ричмонда), по психологическим признакам СТРАТЕГИИ и ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТИ. Сторонников Ричарда он уничтожил всех – всех его сподвижников, всех адъютантов, – всех, кто сражался и даже тех, кто не сражался за него.

Нортумберленда, отказавшегося привести на помощь Ричарду III свои войска, тоже схватили, допрашивали несколько дней, а потом, после некоторой проверки его лояльности, отпустили, но до конца жизни держали под контролем. (Через семь лет Нортумберленд погибнет, стремясь ревностной службой завоевать доверие и расположение Генриха Тюдора. Зная о его фантастической скупости и беспредельной алчности, Нортумберленд до такого беспрецедентного уровня поднимет в своём графстве налоги, что будет растерзан разъярённой толпой прямо на улице, в тот самый день, когда объявит об очередном повышении.)

Соратники Ричарда не успели рассказать всей правды о сражении при Босворте. Не успели даже описать её в хрониках.

Так, например, неизвестно, участвовал ли в рукопашном бою сэр Уильям Кэтсби (психотип «ЭСИ») – дуал и «правая рука» короля Ричарда1, – ближайший его сподвижник, личный советник и адъютант, канцлер казначейства и спикер в парламенте Ричарда, призванный на Босворт, как его оруженосец и телохранитель. Исходя из особенностей его психотипа, мы можем с уверенностью сказать, что он не оставался безучастным к сражению.
1 Психотип ЭСИ (этико - сенсорный интроверт) – идеально дополняет психотип ЛИЭ (психотип Ричарда). Уильям Кэтсби был дуалом Ричарда III – идеально его дополнял, как партнёр, был чрезвычайно к нему привязан – был его «половинкой». все без исключения историки утверждают, что Ричарда он, буквально, боготворил – истово, верой и правдой служил ему и не представлял себе жизни без него.

ЭСИ (этико - сенсорный интроверт) – не из тех, кто стоит в стороне и спокойно смотрит, как бьют его друга (да к тому же дуала, в котором он души не чает). Даже не имея должной боевой подготовки, он тут же бросается в бой и остервенело дубасит всех направо-налево, движимый ненасытным желанием сокрушить, уничтожить врага. А Кэтсби к тому же был приставлен к Ричарду III телохранителем.

Но факт остаётся фактом. Сэр Уильям Кэтсби уцелел в этой битве и на следующий день был перехвачен по дороге в Йорк, куда спешил, чтобы сообщить правду о сражении на Босвортском поле. И надо сказать, что ему это удалось: до того как его арестовали, он успел передать со случайным попутчиком «известие о зверском, бесчеловечном убийстве милосердного короля Ричарда», которое потом будет внесено в архивы Йорка и «наполнит великой печатью сердца жителей города».

Как ближайший сподвижник низложенного короля, Кэтсби был заключён в тюрьму и через два дня казнён. Перед казнью ему предложили перейти на сторону Тюдора, – Генриху нужен был «перебежчик» из ближнего окружения Ричарда. Перед Уильямом Кэтсби положили исписанный лист бумаги, дали в руки перо и предложили подписать прошение о помиловании. Кэтсби на нём написал: «Я всю жизнь ненавидел Генриха Тюдора!», – после чего был казнён. (А чего ещё ждать от ЭСИ, – чтобы он предал память своего близкого друга и короля, обожаемого своего дуала-Ричарда? А потом до конца жизни служил гнусному и подлому его убийце, – этому омерзительному, ненавистному ему Тюдору?!.. Можно представить с каким наслаждением он это написал!

Представители психотипа СЛЭ (тип Тюдора) глубоко несимпатичны представителям психотипа ЭСИ (психотип Кэтсби) и часто вызывают сильнейшую неприязнь, – «неосознанную» и «необоснованную», как им кажется, антипатию, доходящую до откровенной ненависти, которую, будучи уже не в силах скрывать, они начинают проявлять очень ярко – «ревизуют» представителей психотипа СЛЭ (тип Тюдора). Это и произошло с Уильямом Кэтсби: он излил своё отвращение к ненавистному ему Генриху Тюдору, а потом с лёгкой душой и на эмоциональном подъёме («А всё - таки я высказал ему всё, что о нём думаю!») проследовал к месту казни, чтобы хоть на том свете воссоединиться со своим обожаемым королём.



75. Видение принцессы Иоанны



В Португалии о смерти короля Ричарда III узнали значительно раньше, чем следовало ожидать.

Утром, 22 августа, 1485 года, во время молитвы принцессе Иоанне явился прекрасного облика молодой человек и сообщил, что король Ричард III только что погиб в битве с врагами. Не утруждая себя объяснениями и не вдаваясь в подробности, ангел выразительно взглянул на принцессу лучисто-бездонными, голубыми глазами, тряхнул каштановыми кудрями с золотистым отливом и исчез, оставив после себя дымку сияния, исходившего от его сверкающих доспехов.

Принцесса была ошеломлена этим известием и, главным образом, той формой, в которой оно было принесено. Она вспомнила свои глупые сомнения и страхи, помешавшие ей своевременно принять столь важное для неё решение, и ей стало нестерпимо стыдно за своё малодушие и больно от осознания непоправимо упущенной возможности стать супругой Ричарда III – достойнейшего монарха, героя и праведника (а теперь она была в этом уверена), о смерти которого ей сообщил не какой-нибудь случайный гонец, а Божий Посланник, – спустившийся с небес лучезарный ангел.

«А возможно, и сам король Ричард III после смерти стал ангелом, вознёсся на небо и собственной персоной принёс это известие...» – размышляла теперь принцесса. И значит, ей бессовестно врали все эти французские дипломаты, распускавшие о нём зловещие слухи, – они клеветали на Ричарда III, представляя его тираном и деспотом, убийцей брата, жены и племянников, трон которых он, будто бы, захватил... Получается, что всё это – наглая ложь! – чудовищная, кощунственная клевета, призванная опорочить во всех отношениях безупречного государя, – слишком хорошего, для нынешних европейских правителей, на фоне которого они выглядели жалкими и ничтожными деспотами... Да, несомненно, Ричард III был праведным королём, если сам ангел – Посланец Божий! – сошёл с небес, чтобы сообщить ей о его смерти.



Принцесса вспомнила обращённый к ней прощальный взгляд лучезарного ангела, и ощутила нестерпимо-мучительные угрызения совести. Вместо того, чтобы совершить самое важное в своей жизни деяние – стать супругой, сподвижницей и соправительницей достойнейшего из королей, вместо того, чтобы оказать Ричарду III столь необходимую для него, и никогда не лишнюю накануне сражения, военную помощь, она пошла на поводу у его политических противников и стала в один ряд с его врагами – теми, кто травил Ричарда до конца его жизни и сделал всё возможное, чтобы она так рано оборвалась. Получается, что в его смерти теперь есть и её вина. И эта вина несмываемым пятном пожизненного проклятия и позора легла теперь и на её душу.

Теперь, вспоминая о его врагах и предателях, будут говорить и о ней, принцессе Иоанне, предавшей короля Ричарда в самый ответственный момент его жизни. Что с того, что она не решилась вовремя прислать ему военную помощь, если она могла ещё задолго до битвы сообщить, что согласна стать его женой? Могла оказать ему моральную поддержку в то самое время, когда враги теснили его со всех сторон, а бывшие друзья и сподвижники самым подлым образом его предавали. И теперь в круг этих предателей вошла и она, принцесса Иоанна...

Ею овладел страх грядущей кары небесной, которая неизбежно постигнет её, как одну из виновниц ужасной смерти короля Ричарда III.

«Лучший из королей Европы оказал ей честь, предложил стать его женой, а она его предала, как малодушная, жалкая тварь!..» – терзалась раскаянием Иоанна. Чувство вины нарастало, захлёстывало её лавиной непереносимых, мучительных страданий, охватывало смолянисто-чёрной волной стыда, напоминающей о муках ада, которые ей теперь будет суждено терпеть не только по смерти, но и при жизни, если она не найдёт способа искупить свою вину.

Решение ею было принято незамедлительно. В то же утро она вышла к английским послам, рассказала им о своём видении и сообщила, что считает короля Ричарда III достойнейшим из правителей, а потому с радостью принимает его предложение и выйдет за него замуж, если Небесам будет угодно даровать ему победу и жизнь. Если же слухи о его смерти в бою подтвердятся, она уйдёт в монастырь с тем, чтобы до конца своих дней замаливать свою вину перед ним и очищать свою совесть и душу в надежде на будущее спасение и право на вечную жизнь.

Через несколько дней известие о смерти Ричарда III подтвердилось, и в тот же день принцесса Иоанна удалилась от мира, выбрав своей конечной обителью Доминиканский монастырь Иисуса в Авейру, отличавшийся самым строгим уставом и самыми суровыми условиями содержания.


Затворившись от мира, Иоанна пришла к выводу, что избранная ею стезя, при всех тяжёлых условиях существования, не является достаточно суровой мерой, способной полностью искупить её грех – грех предательства, которое она считала самым страшным из всех злодейств. В связи с этим, она назначила себе наиболее беспощадные условия покаяния, которых и стремилась придерживаться во искупление своей вины.

А потом поняла, что и этих условий для неё недостаточно, – чувство вины оказалось самым страшным и самым мучительным из всех испытаний, которые ей довелось пережить. Оно прожигало её насквозь, доводило до судорог, до истерики, давящим грузом лежало у неё на душе даже тогда, когда она, налагая на себя непомерно суровые обязательства, безропотно терпела жестокий голод и холод, изнуряла себя непосильной работой, изматывала исступлённой молитвой и нестерпимо тяжёлыми постами. Находя утешение в своих страданиях, она погружалась в пучину сознания своей вины, как бы желая в ней утонуть, словно там, на дней этой бездны, она могла найти ответ на все мучившие её вопросы, познать истину и значение настоящих и прошлых своих поступков.

Иногда, после мучительно долгого покаяния, на неё нисходила благодать: незримые волны словно подхватывали её и уносили в бескрайнюю, ослепительно-светлую даль, где перед ней опять появлялся всё тот же лучезарный ангел с бездонно-голубыми глазами и отливающими золотом каштановыми кудрями. Он обращался к ней ласково, а она растворялась в бескрайней голубизне его лучистых глаз и ловила каждое его слово, стараясь его запомнить и понять затаённый в нём смысл. Каждый раз после этих видений она проваливалась в тяжёлый сон, из которого её выводили звуки колокола, призывающего всех на молитву.

По прошествии пяти лет жизни в монастыре, не выдержав непосильных нагрузок, принцесса Иоанна скончалась. В тот день, 12 мая, 1490 года, в архиве монастыря о ней была сделана запись: «она покинула этот мир в ореоле святости и чудес, явившихся после её смерти». Спустя два столетия, при папе Иннокентии XII, её причислили к лику блаженных. Канонизирована она никогда не была, но в народе её почитают и называют «святой».


76. Клевета утверждённая и узаконенная.

30 октября 1485 года граф Ричмонд, Генрих Тюдор взошёл на престол и стал править под именем короля Генриха VII. Надежды его ставленников не оправдались: Генрих VII преследовал только свои личные цели и работал только "на себя". Ошибки своего предшественника он учёл в первую очередь. И первым делом создал надёжную сеть секретных, охранных учреждений, поставлявших сведения в "Тайный верховный суд" Англии, упразднённый только в 1614 году, уже после окончания правления Тюдоров. Эти ведомства и работали на него во всю прыть, подавая всё новые списки "потенциально неблагонадёжных" людей, которые все, как на подбор, оказывались людьми состоятельными. Их имущество он конфисковывал, а их самих под разными предлогами отправлял на тот свет.

За счёт репрессий и конфискаций ему сравнительно долгое время удавалось обходиться без повышения налогов. Что само по себе уже говорит о высоком уровне благосостояния в стране в период правления короля Ричарда III, который и налоги не повышал и казну "конфискатом" не пополнял. А народ при нём жил и богател к общей радости.

В начале правления Генриха VII англичане вспоминали Ричарда III, как светлый сон, который промелькнул и погас. И им не хотелось думать, что он ушёл навсегда в прошлое.

Король Генрих Тюдор тоже не хотел, чтобы они об этом думали, поэтому светлые воспоминания о короле Ричарде вырывал с корнем, подавляя любые попытки поднять восстание в стране, или совершить государственный переворот.

Через полгода после смерти Ричарда III, Генрих Тюдор женился на Елизавете Йоркской, дочери покойного короля Эдуарда, отменив акт о её незаконнорождённости, под который подпадали и её сёстры и, что самое главное, её братья, – непонятно куда исчезнувшие сыновья Эдуарда IV. Тут, кстати, и пригодились слухи, согласно которым сам Ричард III, будто бы, хотел жениться на своей юной племяннице и даже поспешил из-за этого убить свою, якобы, "нелюбимую" жену, королеву Анну и уже, якобы, загнал её на тот свет, но достопочтенная Елизавета Вудвилл, будто бы, не пожелала отдать ему в жёны свою дочь, после того, как он (будто бы) убил её братьев-принцев.

Эти слухи распускались клеветниками и при жизни Ричарда и были им самим публично и гневно опровергнуты 29 марта, 1485 года. Слухи во всех отношениях абсурдные: если бы король Ричард женился на своей племяннице (что было бы не только глупостью, но и кощунственным кровосмешением), он автоматически признал бы либо её законной престолонаследницей, что было невозможно после признания её незаконнорожденной, либо себя – незаконным правителем, узурпировавшим трон своего племянника. И это тоже было исключено, поскольку незаконными претендентами были признаны парламентом именно его племянница и племянники, дети Эдуарда IV, по факту первого замужества их матери и двоежёнства их отца.

И значит, незачем было просвещённому и мудрому правителю, благочестивому католику и любящему супругу связываться с опальной и незаконнорожденной принцессой и позорить себя убийством и кровосмешением. И, тем не менее, эта гнусная клевета в народе ещё очень долго распространялась. Тогда, весной 1485 года, это делалось для провокации и оправдания незаконного вторжения Генриха Тюдора в Англию, который должен был прибыть и "вызволить" свою невесту просто потому, что "клятвенно обещал" на ней жениться. После воцарения нового короля эти слухи стали распространять беспрепятственно. Для оправдания брака Генриха Тюдора с незаконнорожденной дочерью Эдуарда IV приспешники узурпатора должны были всю историю перевернуть с ног на голову. И это было только началом.

Потому, что для успеха их клеветнической кампании им нужно было создать "мнимое" информационное поле, открывающее для них "новые" потенциальные возможности, благодаря созданному "мнимому", виртуальному "злодею". Как известно, в деклатимной модели (а Генрих Тюдор – деклатим, СЛЭ) аспект инволюционной (альтернативной) интуиции потенциальных возможностей (–ЧИ) позволяет создать мнимый персонаж, мнимого героя и списать на него все грехи реального персонажа, подменяя реальность вымыслом и переводя все преступления с виноватого человека на невиновного (с больной головы на здоровую).

Если невиновного человека нет (нет «козла отпущения»), его можно выдумать и очернить, – мнимый виновник не будет оправдываться и не придёт за себя постоять. Если невиновный человек существует, но не может за себя постоять, на него тоже можно всё спокойно валить. (В народе это называется "валить, как на мёртвого".) Главное, чтобы все в этом дезинформационном процессе участвовали и делали вид, что всему верят, со всем соглашаются.

То есть, в случае с королём Ричардом имела место самая обыкновенная "информационная подстава", простая и тривиальная. Но только глубоко безнравственная, гнусная, грязная, законодательно утверждённая, на веки вечные необратимая, всеобъемлющая и вездесущая, не знающая препятствий, не имеющая ограничений во времени и в пространстве.

Себя предусмотрительный Генрих Тюдор от неприятностей сразу же оградил, поспешив выставить после Босвортской битвы тело Ричарда на всенародное обозрение. А после того, как в руки Генриха (в 1486 году) попал свиток с позднейшей редакцией хроник Рауса (тот самый, преподнесённый тёщей Ричарда III, Анной де Бошан, в котором Ричард III впервые был представлен физическим и моральным уродом), если бы кто-то и заявил о своих правах на престол "от имени оправившегося от ран короля", это заявление можно было бы легко оспорить, потому что новые версии сводили к нулю все прежние сведенья о привлекательной внешности короля Ричарда и делали невозможным появление альтернативных идей. Теперь, после распространения слухов о его уродстве, король Генрих любому, потенциальному "лже-Ричарду" смог бы навязать "свою игру", – клевета уже вытеснила из информационного поля правду – смешалась с ней и отравила её. А по прошествии нескольких лет вообще уже мало кто мог с уверенностью сказать, как выглядел покойный король Ричард, – был ли он красив, как утверждают те, кто видел его при жизни, или уродлив, как об этом кричат сейчас на каждом углу, — пойди, разбери!

Та же путаница возникает и с новыми чертами характера покойного короля, аннулирующими все прежние его добродетели и достоинства. Кто теперь подтвердит, был ли король Ричард так мудр, добр, щедр и великодушен, как утверждают те, кто знал его лично, или он был таким, каким показывают его на ярмарочных балаганах, где каждый новый актёр вытесняет конкурентов с подмостков, выставляя на показ ещё более страшную и уродливую куклу-Ричарда?

И почему этот мнимо-реальный, но всё же такой видимый и ощутимый, балаганный Ричард, вытесняет из памяти потомков того реального, выдающегося государя, которым англичане могли бы по праву гордиться и который пострадал единственно от того, что взвалил на себя непосильную политическую и психологическую нагрузку?

Сказал себе тогда, как сказал спустя столетие выведенный под его именем литературный персонаж: "Груз подниму, иль он мне сломит спину". И взвалил на свои плечи всё, что только можно было на себя взвалить, – как тот один-единственный великан из детской английской сказки, – слепленный из всех самых крепких в мире парней, с топором, сделанным из всех топоров, рубит один огромный дуб, сросшийся из всех дубов на свете.

Ответ на этот вопрос тоже есть: "балаганный Ричард" вытеснил реального по времени, – как неодушевлённая материя вытесняет одушевлённую, как искусственная игрушка заменяет "живого соловья".

К сожалению, элементы этой "балаганной драматургии" вошли и в структуру шекспировской трагедии "Ричард III", и попали в драму "Генрих VI". Проявляются и в гротескном фиглярстве персонажей, и в авторских ремарках к их тексту.

Балаганные фарсы о мерзком и злобном уроде короле Ричарде III показывались везде и повсеместно, в будни и в праздники, на площадях, и на рынках, на постоялых дворах, на фермах, в домах зажиточных горожан и беднеющих из рода в род феодалов. Это был такой же, известный всем, персонаж, как Робин Гуд, Ричард Львиное Сердце, король Артур, или первый рыцарь его двора, Ланселот. Только все они были разные – молодые, красивые, разудалые, добрые, храбрые, а Ричард III был неизменно плохой. Только плохой и никакой больше, – отныне, навсегда и во веки веков. Созданный специальной программой беспредельно грязного, "чёрного пиара", образ безвременно погибшего короля Ричарда III "пошёл в народ", как типаж самого гнусного, подлого и омерзительно-жестокого тирана и злодея. Хуже которого ни в каком другом королевстве, ни в какой другой истории не сыскать, – "проклятием и позором Англии" стал называться король Ричард III с этих пор!

Когда общество к этой версии попривыкло, Генрих VII удобным для себя образом разрешил и "наболевший" в народе вопрос о бесследным исчезновением его малолетних племянников — двух принцев, которое будто бы "обнаружилось" "до" смерти короля Ричарда, чем и было вызвано восстание Мортона-Бекингема, послужившее сигналом для вторжения Генриха Тюдора в Англию осенью 1483 года.

Первое, что пришло в голову узурпатору, Генриху VII, — это отвести подозрения от себя и скомпрометировать их исчезновением короля Ричарда III. Как если бы основной "целью" его вторичного вторжения в Англию была безотлагательная необходимость вызволить из заключения малолетних принцев и возвести старшего из них на королевский престол. По прибытии в Лондон, Тюдор, будто бы, принцев в Тауэре не нашёл, куда они делись, так и не понял и возвёл на королевский престол самого себя.



77. Новые подозреваемые в деле об исчезновении принцев

Определённо, был очень наивен тот, кто пригласил Генриха Тюдора в Англию, якобы для благородной миссии "восстановления справедливости", полагая, что он её выполнит с выгодой для малолетних принцев, – он не учёл основных свойств Генриха Тюдора, разбойным путём пробравшегося на английский престол: Генрих забирал всё то, что плохо лежит, а для проведения в жизнь своих захватнических планов и для оправдывающей их фальсификации и подтасовки фактов, пользовался тем, что слабо обозначено. Так он поступил и на этот раз.

Через Елизавету Вудвилл Генрих вышел на сэра Джеймса Тирелла, всё ещё служившего комендантом в Гине. И, как это было ему свойственно в работе с тайными агентами, щедро одарил его своими милостями: 19 февраля 1486 года Генрих VII восстановил Джеймса Тирелла в должности шерифа Гламоргана и назначил его констеблем Кардиффского замка. Сверх того, Тиреллу ещё были дарованы гранты на 100 фунтов стерлингов в год, что было неслыханной щедростью со стороны неимоверно скупого короля, осыпавшего такими щедротами только тайных агентов, сослуживших ему чрезвычайно важную службу по устранению опасных политических противников и конкурентов.

И в этом смысле, Джеймс Тирелл не являл собой исключения: все эти милости были оказаны ему в качестве вознаграждения за две неоценимые, секретные услуги. На то, что они были связаны с тягчайшим политическим преступлением, указывает следующий факт: с разницей в один месяц, – 16 июня и 16 июля, 1486 года2, – Тирелл обратился к Генриху VII с просьбой о «полном прощении», которое тут же, без следствия и судебного разбирательства – автоматически! – было ему дано.
2 Тот факт, что запросы о "полном прощении" отсылались с интервалом ровно в один месяц и одинакового числа в сочетании с непомерными щедротами скаредного короля, позволяет считать, что сами даты запросов (16-й день летнего месяца) являлись условленным шифром, скрывающим некую тайную информацию, компрометирующую Генриха VII.

Известно, что в запросе о «полном прощении» ссылки на конкретное преступление не было и причина запроса нигде не указывалась. И тем не менее, прощение было тут же даровано Тиреллу. Что ещё раз подтверждает версию тягчайшего, совершённого по заказу короля Генриха VII, политического преступления, каким могло быть только выгодное Генриху VII убийство двух сыновей Эдуарда IV, чьё местонахождение было известно только сэру Джеймсу, поэтому и в качестве исполнителя этого поручения был выбран именно он.

После отмены Генрихом VII акта о незаконности их рождения, каждый из принцев представлял собой реальную угрозу для нового короля, поскольку мог претендовать на корону и оспаривать его права на английский престол. А поскольку отказываться от короны в их пользу и уступать им своё место на троне Генриху не хотелось, как ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНЫЙ (СЛЭ), он всеми силами старался этому воспрепятствовать, результатом чего и явилось данное Тиреллу «тайное поручение». Условным знаком выполнения порученного был запрос Джеймса Тирелла на «полное прощение короля», которое дважды (по числу «заказанных» принцев) было ему незамедлительно выдано.
Через полгода после этих событий (в феврале 1487 года) Генрих Тюдор подвергает опале свою тёщу, Елизавету Вудвилл, лишает её всех имущественных и гражданских прав и отправляет в монастырь Бермондси. (Как писали историографы: «За хорошее отношение к Ричарду III»).

Истинная же причина заключалась скорее всего в том, что честолюбивая Елизавета Вудвилл (ЭИЭ) не хотела делить власть при дворе с матерью Генриха Тюдора, Маргаритой Бофор (тоже ЭИЭ). А чтобы утвердиться в своих правах и получить существенный перевес, ей необходимо было восстановить на английском престоле своего старшего сына и стать матерью короля. Что никак не устраивало Генриха Тюдора, которого она, судя по всему, рассматривала как некоего «ряженного», «временного» монарха, который должен будет уступить престол «истинному», «постоянному» монарху, – её старшему сыну, Эдуарду V.

Положение Елизаветы Вудвилл при дворе было во всех отношениях незавидным. И прежде всего потому, что спустя несколько месяцев после коронации Генриха VII, её дочь, принцесса Елизавета Йоркская (в расчёте на брак с которой Тюдор и заявлял свои притязания на английский трон), всё еще не была женой нового короля и королевой. Создавалось впечатление, что Генрих VII вообще не спешит на ней жениться (любил - то он всё ещё дочь лорда Херберта). В свете этого не исключалось и то, что он будет подыскивать себе в супруги более родовитую принцессу, чем Елизавета Йорк, коль скоро он и без неё добыл себе английский престол.

Но впоследствии, не желая восстанавливать против себя многочисленное семейство Вудвиллов, хоть и не такое влиятельное, как в прежние времена, Генрих Тюдор решил сдержать своё слово и 18 января, 1486 года, через полгода после своей коронации, женился на Елизавете Йорк. Но королевой она стала только 25 ноября, 1487 года – через год после рождения их первенца3. Её мать, Елизавета Вудвилл, на коронации не присутствовала: лишённая всех своих титулов и землевладений, она к тому времени уже полгода как находилась в монастыре.
3 Артур, принц Уэльский – первенец Генриха Тюдора и Елизаветы Йорк родился 20 сентября 1486 года

Долгое время о принцах Генриха никто не расспрашивал… до тех пор, пока один из них сам к нему не явился, заявив свои права на престол.

Есть основания полагать, что младшему из принцев, – Ричарду Плантагенету, бывшему герцогу Йоркскому, – удалось выжить и дожить до двадцати пяти лет даже после того, как Генрих Тюдор отправил по его следам Джеймса Тирелла с «тайным поручением», летом 1486 года.

Запросом о «полном прощении» Джеймс Тирелл сообщил Генриху VII о том, что его заказ выполнен, получил от него это «полное прощение» за «некое совершённое им тягчайшее злодеяние» и продолжал нести свою службу. А спустя почти девять лет (в феврале 1495 года) «убиенный им» отрок-принц «ожил» и в сопровождении немногочисленной армии вторгся в Англию, чтобы потребовать свою корону.

Оказывается, в то время как его считали убитым, реальный Ричард Плантагенет десять лет жил при дворе герцогини Маргариты Бургундской под вымышленным именем. А когда вырос и обнаружил фантастическое внешнее сходство с королём Эдуардом IV, собрал армию и устремился на родину, освобождать престол от узурпатора Генриха VII. Этот рейд впоследствии получил название «восстание Перкина Уорбека».

Спрашивается: если Джеймс Тирелл не совершал «тягчайшего преступления» – не убивал принцев по заказу Тюдора летом 1486 года, за что же тогда он получил от Генриха VII все эти доходные должности, пособие в 100 фунтов, сверх того, и «полное прощение» в придачу? Получается, что ни за что! Или, как минимум, за то, что обманул короля – «кинул» его: «полное прощение» получил, а заказа не выполнил, что тоже можно было рассматривать, как тягчайший проступок. Джеймс Тирелл (СЛИ) рассуждал так: король Генрих не будет его судить за то, что он не выполнил его поручения – не совершил по его заказу подлого, бесчеловечного злодеяния, поскольку в этом случае Генрих VII неминуемо скомпрометирует самого себя. Значит и поручение Генриха можно не выполнять, достаточно только сообщить о выполнении условным сигналом. А поскольку «условный сигнал» обеспечивал Тиреллу полное прощение короля, значит и за остальное можно не беспокоиться, даже в том случае, если «убитые принцы» возникнут из небытия и придут заявлять свои права на престол.

Генрих может быть и почувствует себя обманутым, но ведь он уже простил того, кто не выполнил его поручения, а значит и никаких претензий к нему иметь не будет, поскольку прощение короля обратного действия не имеет. В крайнем случае, он не признает прав новоявленных престолонаследников. Или не признает их самих в лицо (хотя сам их никогда в жизни не видел). В любом случае, это уже не будет относиться к самому Тиреллу и порученному ему заданию, за которое он получил награду, но которое так и не выполнил, – ослушался, обманул короля, но, тем не менее, за свой скрытый проступок – пусть даже не за убийство, а за обман и за непослушание – был заранее, в полной мере, дважды (!) прощён королём.

Джеймс Тирелл считал, что если когда-нибудь ему и предъявят какое-то обвинение (чего он постарается избежать), оно уже не будет связано с этим обманом и невыполненным поручением. Одного только Тирелл не учёл: Генрих Тюдор тоже умел хитрить и обманывать, а кроме того, он очень не любил оставаться в долгу...

78. Охота на престолонаследников

Как истинный СЛЭ, король Генрих VII умел извлекать выгоду не только из своих преимуществ, но и из своих потерь.

Отсутствие каких - либо данных о местонахождении трёх из четырёх принцев-престолонаследников династии Йорка чрезвычайно его тяготило. Предположение, что каждый из них может вторгнуться в его страну во главе армии сподвижников, поднять восстание и отвоевать престол, причиняло ему всё большее беспокойство: уступать захваченное не входило в его планы.

В качестве предупредительной меры, он разработал довольно сложную и многоплановую программу провокационных мероприятий, ставящих своей целью компрометацию всех реальных наследников Йорка и выявление их сподвижников на самой ранней стадии присоединения к ним.

Политическая провокация, известная в истории как «восстание под предводительством Ламберта Симнела» как раз и была одним из таких плановых мероприятий, успешно проведённых Генрихом и его секретными службами, с целью выявления и обезвреживания враждебных ему политических сил и их лидеров.

Схема, которую разработал Генрих VII для борьбы со своими противниками, успешно использовалась его наследниками на протяжении всего периода правления Тюдоров. (Достаточно вспомнить ту политическую провокацию, посредством которой Елизавета I, Тюдор устранила свою соперницу, королеву Марию Стюарт, сумев вовлечь её в заговор, который сама же через подставных лиц и организовала.)

Тем же методом воспользовался и Генрих VII для устранения самого сильного и влиятельного, на тот момент, своего политического противника, Джона де ла Поль, графа Линкольна, объявленного Ричардом III вторым престолонаследником, после Эдуарда, графа Уорвика, – сына герцога Кларенса и Изабеллы Невилл.

Одиннадцатилетний Эдуард Уорвик сразу же после битвы при Босворте был доставлен из замка Шериф Хаттон и заточён в Тауэре. Воспользовавшись тем, что об этом пока ещё может быть неизвестно престолонаследникам Йорка, их родственникам и сподвижникам, Генрих VII решил использовать имя Эдуарда Уорвика для политической провокации, которая стала бы для его врагов удобной приманкой.

Инициатором подставного заговора стал один из агентов тайной службы Генриха VII, молодой священник, выпускник Оксфордской теологической школы, Ричард Саймон, который, в 1485 году, был наставником некоего Ламберта Симнела – десятилетнего мальчика аристократической внешности.

Считается, что Саймон обратил внимание на внешнее сходство Симнела с детьми Эдуарда IV, из-за чего даже первоначально предполагал выдавать его за Ричарда Йоркского, — младшего из сыновей Эдуарда, бывшего с ним примерно одних лет.

Священник Саймон дал мальчику неплохое образование, обучил правилам придворного этикета и сделал из него такую качественную «марионетку», что один из его современников, лично общавшийся с «претендентом», написал о нём так: «Если бы ему довелось править, он правил бы как просвещенный государь».

В 1486 году (после того, как Джеймс Тирелл сигнализировал Генриху о выполнении «секретного поручения» просьбой о полном прощении) от первоначальной версии отказались и приняли решение представить мальчика Эдуардом Уорвиком (1-м престолонаследником дома Йорка). Агентами тайных служб Генриха VII был распущен слух о том, что Эдуарду Уорвику удалось бежать из Тауэра (приманка для легковерных), а затем, по заранее подготовленным каналам, Ламберта Симнела переправили ко двору герцогини Маргариты Бургундской, предоставлявшей убежище всем йоркистам.

Герцогиня Маргарита Бургундская никогда не видела и не знала в лицо Эдуарда Уорвика, сына Джорджа Кларенса и Изабеллы Невилл. Когда она покидала Англию (в 1468 году) Кларенс ещё не был женат. Во время своего единственного визита ко двору Эдуарда IV, в 1480 году, она тоже не могла видеть своего племянника: Кларенс к тому времени уже был казнён, а его сын заточён в Тауэре, откуда его выпустят только в 1483 году, при Ричарде III (а в правление Ричарда, Маргарита Бургундская в Англию не приезжала).

Но при её дворе находились два близких сподвижника Ричарда III – его второй престолонаследник, Джон де ла Поль, граф Линкольн, и близкий друг детства, виконт Фрэнсис Ловелл, сражавшиеся за Ричарда III при Босворте и бежавшие в Бургундию после гибели короля. Оба они знали Эдуарда Уорвика в лицо и не обольщались на счёт прав Ламберта Симнела, но, тем не менее, решили поддержать заговорщиков с тем, чтобы использовать военные силы их сподвижников для реставрации династии Йорка. Главную свою задачу они видели в том, чтобы свергнуть тирана и узурпатора, Генриха VII, а затем уже можно было заменить самозваного Эдуарда Уорвика, настоящим (если ещё удастся застать его в живых). Для этой цели они и позволили Ламберту Симнелу играть роль престолонаследника и претендовать на корону.

Под надёжной охраной, в сопровождении графа Линкольна, виконта Ловелла и небольшого войска из двух тысяч германских наёмников, предоставленных Маргаритой Бургундской, Ламберт Симнел был доставлен в Ирландию, где у партии Йорка всегда было много сторонников и сочувствующих. А затем, в сопровождении новых влиятельных лиц, – графа Килдэра, архиепископа и лорда-канцлера Ирландии, Ламберт Симнел направился в Дублин, где 24 мая, 1487 года, был коронован в кафедральном соборе под именем Эдуарда VI.

Акт коронации был торжественно подтвержден парламентом, собравшимся в Дрохеде. Был начат выпуск монеты «Эдуарда VI, короля Англии и Ирландии». Образовались региональные группы новых сподвижников, которые сразу же, после коронации Ламберта Симнела, обратились к влиятельным организаторам заговора с запросом о помощи деньгами и вооруженной силой. (Таким образом, в подставной заговор короля Генриха втягивалось всё большее количество новых сторонников и сочувствующих партии Йорка.)

В преддверии этих событий, Генрих VII предпринял ряд предупредительных мер, позволивших ему нейтрализовать некоторых из его политических противников и конкурентов. В феврале того же, 1487 года, по обвинению «в симпатиях к Ричарду III», «при попытке оказать поддержку йоркистам», была арестована и заключена в монастырь Бермондси бывшая королева, Елизавета Вудвилл. Одновременно с этим, под стражу был взят и её старший сын, Томас Грей, маркиз Дорсет, который ещё с декабря 1484 года находился у Генриха Тюдора под подозрением.

В том же месяце, по приказу Генриха VII, подлинного Эдуарда Уорвика вывели из Тауэра, умыли, приодели, причесали и весь день возили по Лондону, чтобы жители города могли лично убедиться в том, что он жив, здоров, ухожен и опрятен, а человек, назвавшийся его именем, является самозванцем. Френсис Бэкон в своих хрониках отмечает, что в тот день Эдуарду Уорвику «было позволено говорить со многими влиятельными людьми», чтобы все убедились, в том, что он – истинный племянник покойного короля и находится в Лондоне. Все эти меры были призваны отвести подозрения от Генриха VII, как от инициатора заговора, после чего он уже мог открыто объявить повстанцев государственными изменниками и мобилизовать все свои силы на борьбу с альтернативными претендентами на престол.

4 июня войска Ламберта Симнела высадились в Фернессе, в графстве Ланкашир. Здесь к войску наёмников присоединилось несколько отрядов ирландских добровольцев, выступивших под предводительством сэра Томаса Фицджеральда. По мере продвижения, войска повстанцев пополнялись отрядами местных жителей, недовольных правлением Генриха VII. Радушный приём войскам Ламберта Симнела был оказан в Йорке: перед повстанцами распахнули ворота города и приветствовали их, как героев (об этом пишет французский историк того времени, Молине).

Известие о высадке йоркистов застало Генриха VII в Ковентри. Благодаря оперативной работе секретных служб, Генрих почти сразу же получил исчерпывающие сведения о противнике. Когда Генрих прибыл в Ноттингем – сборный пункт его войск, повстанцы уже достигли Саутвела и находились в 12 милях к северо-востоку от города.



79. Битва при Стоуке


15 июля королевские войска выступили по направлению к Рэтклиффу, армия повстанцев также медленно продвигалась вперед, получая всё новые подкрепления из Ирландии. Повстанцы пересекли вброд реку Трент, в районе Фискертона, и заняли позицию на холме, возле Ист-Стоука.

Здесь же, возле деревеньки Стоук-Филд произошло решающее сражение. Повстанцы имели численное преимущество в полтора раза превышающее армию короля (примерно 9000 человек против 6000 солдат Генриха), но за исключением германских наемников, их солдаты были плохо обучены и недостаточно хорошо вооружены.

Королевское войско, разделившись на три части, первым вступило в бой. Авангард, возглавляемый графом Оксфордом, был активно атакован повстанцами. Считается, что от полного уничтожения его спасла только помощь основных сил армии Генриха. На четвёртом часу сражения, ирландские ополченцы, не выдержав натиска регулярной армии, стали отступать. Дольше всех держались германские наемники, они же и понесли самые большие потери. Среди прочих, в бою пал их командир, Мартин Шульц. В ходе ожесточённого боя, королевским войскам удалось сломить сопротивление повстанцев и обратить их в бегство, чем и  решился исход сражения.

С королевской стороны потери составили 2 тысячи человек, повстанцы потеряли 4 тысячи убитыми и ранеными. Все, оставшиеся в живых, были захвачены в плен и повешены в течении двух последующих суток.

Среди погибших было найдено тело графа Линкольна – основного претендента йоркистов на трон.

Виконту Фрэнсису Ловеллу, его ближайшему сподвижнику, в очередной раз удалось уйти с поля боя живым. Некоторые будто бы видели, как он переплывал реку Трент. (Много лет считалось, что он утонул. Но впоследствии, из семейных архивов Ловелла, стало известно, что после битвы при Стоуке он вернулся в своё имение и стал жить затворником, – никого не принимал и уже никогда не покидал пределы своего замка. В XVII веке, восстанавливая замок Ловелла, рабочие обнаружили в одной из его стен тайную комнату. Открыв её, они увидели останки человека в богатой, старинной одежде, сидящего за столом над свитком с рукописью. После того, как воздух проник в помещение, тело и рукопись рассыпались в прах.)

По окончании битвы, Ламберт Симнел и его наставник  были захвачены в плен.

Как духовное лицо, Саймон избежал смертной казни, – отделался публичным покаянием. После суда он был доставлен в Ковентри, где при большом стечении народа раскаялся в содеянном, сообщил подлинное имя самозваного принца, рассказал о его истинном происхождении и о роли, которую отвели для него в этом заговоре йоркисты. Его рассказ вызвал бурю негодования, народ был возмущён политическими происками наследников Йорка. Словом, Генрих своего добился: в ходе битвы он избавился от основного и самого опасного своего противника – графа Линкольна, а заодно и натравил народ на йоркистов.

Что касается самого Ламберта, то с ним Генрих обошёлся на удивление мягко и милостиво, – как с агентом, который выполнил опасное задание и теперь может рассчитывать на хорошую, спокойную и сытную службу: мальчик стал работать поварёнком на королевской кухне. Сначала ему поручили жарить мясо на вертеле, потом произвели в кондитеры и он, будто бы, изобрёл рецепт нового торта, который в его честь получил название: "торт Ламберта Симнела".

Когда мальчик подрос и пресытился своей сладкой должностью, его назначили стольником, – он стал официантом, обслуживающим за трапезой самого короля, и перешёл в разряд доверенных лиц Генриха VII (не каждому позволят подавать кушанья королю). Об этом периоде его жизни в истории сохранился рассказ.

Однажды, когда юный Ламберт обносил вином ирландскую делегацию, Генрих подозвал его к себе и в «лучших» традициях своего отношения к подданным, издевательски заметил: «Мои ирландские дворяне! Так вы дойдёте и до того, что будете короновать обезьян!» Ирландцы вынуждены были стерпеть ещё и это оскорбление: как только они увидели Ламберта среди слуг короля, они сразу поняли, кто сыграл с ними злую шутку и на чью ловушку они купились, поэтому и восприняли насмешку Генриха, как очередную провокацию, и поддаваться на неё не стали. Один раз он уже выставил их дураками, теперь посмеялся над их прежней доверчивостью. За это публичное унижение их чести и достоинства они не могли уже требовать удовлетворения, – этот дорвавшийся до власти коронованный бастард вёл себя как последний подонок, но он взлетел слишком высоко и укрепился слишком надёжно на своём троне, чтобы можно было ему напрямую отомстить. Обиженные им ирландцы могли утешаться лишь тем, что этот человек никогда не будет любим своими подданными. Да и сами они не желали мириться с его подлостью и коварством, проявлявшимся в самых гнусных, жестоких и изуверских формах. Пламя ненависти, зародившееся в те времена, ещё пять веков полыхало над Англией и Ирландией и угасло только в начале нового тысячелетия.

Ламберт Симнел, оставленный при дворе в качестве доказательства великодушия короля Генриха, дослужился до должности королевского сокольничего, – что опять же, подтверждает версию о его участии в работе секретных служб и свидетельствует об огромном доверии к нему Генриха VII – не каждому позволят в присутствии короля натравливать на дичь хищную птицу.