Историческое расследование с соционическими комментариями
51. Смерть принца Эдуарда
В начале апреля 1484 года Ричард и Анна находились в Ноттингеме – городе, равно удалённом от самых крайних точек его страны, но расположенном вблизи графства Саффолк, включающим в себя и имение Джиппинг - Холл, куда Ричард предполагал перевезти обоих принцев, сыновей Эдуарда IV, для временного их воссоединения с их матерью, Елизаветой Вудвилл, как раз в то же время (на пасху 1484 года) покинувшей вместе с дочерьми своё убежище в Вестминстерском Аббатстве. Казалось, в те несколько дней пасхальной недели для Ричарда не было ничего более важного, чем обеспечение безопасности его родных племянников и забота об их благополучии в будущем.
Всё изменилось, когда ещё до окончания праздников, из Миддлхэма прибыл гонец с известием о внезапной кончине принца Эдуарда:
«Услышав весть об этом, в Ноттингеме, где они тогда находились, отец и мать его впали в состояние почти граничащее с безумием, по причине их внезапного горя» (Кройлендская хроника от продолжателя «Смерть принца Уэльского» 1486 года).
Попытки расследовать обстоятельства смерти принца ни к чему ни привели. Замок Миддлхэм ежедневно обслуживали 300 слуг, не считая военных, которые посменно несли караул во всех покоях. Известно было, что никто чужой к принцу не входил, его распорядок ничем и никем не нарушался. Порядок в замке тоже оставался незыблемым, – в точности таким, каким он был заведён и установлен самим Ричардом. Всё в замке было организовано и обустроено идеально, всё было продумано до мелочей. Возможность проникновения кого - либо чужого на его территорию исключалась. Известно было, что здоровье принца не выходило за рамки нормы, иначе родителям об этом непременно бы сообщили. Сам факт этой внезапной кончины и её совпадение с датой смерти короля Эдуарда IV указывал на то, что смерть мальчика была не случайной, а скорее всего, умело подстроенной диверсией.
Анна де Бошан под подозрение, разумеется, не попала. Её отсутствие на похоронах принца многие приписывали нездоровью этой пожилой дамы, к которой в Миддлхэме относились с почтением, поскольку ещё недавно она была здесь хозяйкой и многих слуг знала в лицо.
Ричард был буквально сражён известием о смерти своего единственного, законного сына и престолонаследника. Старший, незаконнорожденный сын Ричарда III, бастард Джон Глостер, желая подсказать отцу «правильное» решение, после смерти принца Уэльского, наивно, «на голубом глазу», предложил в престолонаследники себя. Так и заявил: «Отец, почему бы вам не назначить меня первым престолонаследником? Я же ваш родной сын...». На что Ричард III ему гневно ответил: «На королевском гербе Англии не будет чёрной полосы!». (Чёрной полосой тогда помечались гербы незаконнорожденных престолонаследников).
Ричарда возмутил сам факт такого предложения, которое он посчитал бесчестным и оскорбительным для себя: не для того он согласился принять престол после отстранения от трона незаконнорожденных сыновей Эдуарда IV, чтобы самому передать трон своему незаконнорожденному сыну. Не в его правилах было действовать по двойным стандартам. Всё те запреты, которые он распространял на других, неукоснительно соблюдал и он сам, – ни для себя, ни для членов своей семьи он не делал исключения.
В связи с этим, Ричард III принял решение, по которому, в случае отсутствия у него в будущем родных, законных детей, корона должна будет перейти к сыну его старшего брата Георга Кларенса, Эдуарду, графу Уорвику. Вторым престолонаследником был объявлен Джон де ла Поль, граф Линкольн – сын его старшей сестры, герцогини Елизаветы Саффолк.
После смерти сына самочувствие Анны резко ухудшилось. Теперь она постоянно пребывала в крайне угнетённом состоянии духа, из которого её никому, в том числе и Ричарду, уже не удавалось вывести. Анна не жила и не хотела жить. Через силу она ещё продолжала существовать в этом мире, но всё чаще, – когда на неё нападало уныние, – чувствовала себя лишней в этой жизни. Не считала нужным бороться с хандрой и болезнями, полагая, что Небесам виднее, когда следует вывести её из этого мира и избавить от тягостного пребывания в нём.
Ричард старался отвлечь её от мрачных мыслей, занять работой, делами – обязанностей королевы-соправительницы с неё никто не снимал. У неё был свой двор, свой лорд-канцлер, своё ведомство для выполнения различных задач и принятия решений государственной важности. Она, так же как и Ричард, разбирала направленные к ней прошения, рассматривала жалобы и ходатайства по вопросам социальной защиты, морали и этики.
По мере сил, Анна поддерживала мужа, чем могла. Сопровождала его в инспекционных поездках. Июнь и июль 1484 года провела вместе с ним в Скарборо, где Ричард руководил оснащением и спуском на воду своего нового флота.
В сентябре они уже были в Лондоне и присутствовали на торжественных мероприятиях, связанных с награждением выдающихся деятелей культуры, в числе которых был и Уильям Какстон – основатель книгопечатания в Англии. Отметив его заслуги, король Ричард III лично посвятил его в рыцари.
В ответной речи сэр Уильям Какстон сказал:
«И я буду молить Всемогущего Бога за его (Ричарда III) долгую жизнь и процветание, за его благосостояние и за то, чтобы он смог победить всех своих врагов, чтобы после этой короткой и переходной жизни, обрёл жизнь вечную в небесах и пребывал там вечно в мире, блаженстве и радости. Аминь. (Из речи сэра Уильяма Какстона, по случаю его Посвящения в рыцарский орден королём Ричардом III, сентябрь1484год)Другой деятель культуры – литератор и дипломат Пьетро Кармелиано на том же торжестве преподнёс в дар Ричарду III свою книгу «Самоотверженная жизнь Св. Екатерины», сопроводив её следующими словами:
«Если мы в первую очередь смотрим на религиозную преданность наших правителей кто, как не он, является образцом подлинного благочестия? Если судить по праву и справедливости, на кого, кроме него мы можем рассчитывать во всем мире? Если мы посмотрим на благоразумие в деле укрепления мира и ведения войны, о ком мы будем судить, как о равном ему? В поисках истины, просветления души, мудрости, возвышенности ума, объединенных со скромностью, кто превзойдёт нашего короля Ричарда III? Какого императора или короля можно сравнить с ним в добрых делах и щедрости? (Из речи Пьетро Кармелиано, сентябрь, 1484 год).Единственным развлечением, которое в те времена Ричард и Анна ещё могли допустить при дворе, были их традиционные музыкальные вечера. Немецкий посланник Николас фон Поппелау, посетив один из таких концертов в капелле написал в своём дневнике: «На следующий день я пошёл к мессе и слушал изысканную музыку в церкви, где присутствовал король Ричард III».
52. Рождественский бал 1484 года
Что известно об этом торжестве?
Известно, что королева Анна к началу зимы слегка оправилась от депрессии, и врачи рекомендовали Ричарду устроить небольшое торжество, чтобы отвлечь её от грустных мыслей и помочь ей развеяться. Ричард произнёс тогда свою известную фразу: «Не вижу ничего плохого в том, чтобы немного потанцевать и повеселиться.» Итак, решено было на рождество устроить бал.
Известно, что на этом балу произошёл неприятный инцидент, возможно не полностью вошедший в историю: принцесса Елизавета Йорк, прибывшая на бал вместе со своею матерью, бывшей королевой, Елизаветой Вудвилл, позволила себе неслыханную наглость: она появилась на балу в точности таком же платье, отделанном пурпуром и горностаем, что и королева Анна. Что по дерзости могло быть сравнимо только с тем, как если бы кто - нибудь из придворных явился на торжественный приём в королевской короне.
И, что самое возмутительное, эта выходка, похоже, не смущала ни саму принцессу Йоркскую (СЭЭ) – двадцатилетнюю девицу, которая уже и не чаяла, что её когда-нибудь выдадут замуж, ни её мать, Елизавету Вудвилл (ЭИЭ), с которой только недавно была снята опала за все совершённые ею государственные преступления. Зато она чрезвычайно привлекла внимание придворных, сразу же увидевших в этом «случайном» совпадении намеренный вызов, брошенный королеве Анне семейством Вудвиллов. И, в частности, – Елизаветой Йорк, которая, явившись в недозволенном наряде, словно говорила королеве: «Извини - подвинься, твоё время истекло! Теперь я здесь хозяйка!».
Полюбовавшись произведённым эффектом, Елизавета Йорк метнула пару дерзких взглядов на короля Ричарда, пытаясь заручиться его поддержкой и прочесть одобрение в его глазах. Не устояла она и перед искушением насмешливо и торжествующе взглянуть на королеву Анну, желая досадить ей сверх меры своим триумфом.
И в этом её взгляде королева Анна (которая по глазам читала души человеческие, что было для неё легко и просто, как для любого представителя психотипа ЭСИ) увидела не просто издёвку, а именно желание уничтожить её, сокрушить морально и занять её место на троне рядом с королём – этим или другим, – уже не важно.
Слухи о том, что король Ричард III благоволит к Елизавете Йоркской распространились сразу же после того, как Елизавета Вудвилл заказала для платья дочери пурпурный шёлк и горностай. И уже говорили о том, что Ричард спит и видит, как бы избавиться от своей немощной и бесплодной королевы Анны и жениться на пышнотелой и чувственной племяннице, Елизавете Йорк.
Анну шокировала наглость и вульгарность этой девицы. И она бы с радостью отправила её в замок Шериф Хаттон, где проживали остальные её сёстры, в ожидании выгодных замужеств, если бы не сложная политическая обстановка, в которой Ричард должен был проявлять чрезвычайный такт, деликатность и осмотрительность по отношению к ней и её матери, Елизавете Вудвилл, как минимум до тех пор, пока оба принца, считавшиеся до сих пор «исчезнувшими бесследно», не будут благополучно переправлены в Бургундию, под опеку вдовствующей герцогини Маргариты (старшей сестры Ричарда), – единственной, кто в создавшихся условиях мог обеспечить им безопасность.
К тому времени Ричард III уже отправил в Бургундию своего посыльного, сэра Джеймса Тирелла, с предписанием для подготовки переезда и приёма принцев (копия этого документа сохранилась). Уже было решено и отправить с ним сумму в 3000 фунтов стерлингов на первые расходы.
Елизавета Вудвилл, не желая терять из виду обоих сыновей и выпускать их из - под своего контроля, рассчитывала на них, как на альтернативных претендентов на престол, которые когда - нибудь займут своё место на троне, оттеснив кого - либо из правящих государей (да хотя бы того же Ричарда III на старости лет!), а потому предполагала их тайно передать с рук на руки своему старшему сыну от первого брака, Томасу Грею, маркизу Дорсету.
«Кто, как не старший брат сможет обеспечить им полную безопасность?» – убеждала себя Елизавета Вудвилл. Для этой цели она и написала Томасу Грею письмо в Бретань, в котором уговаривала его вернуться в Англию и уверяла в том, что король Ричард III теперь к ней благоволит: высокую пенсию выплачивает, у себя во дворце принимает, на Елизавету Йорк глаз положил, может ещё и породнимся.
Письмо это было чистейшей воды блефом и провокацией, рассчитанной на два варианта развития событий, каждый из которых встраивались в одну общую интригу, нацеленную на то, чтобы Елизавета Вудвилл снова приблизилась к английскому престолу. Первый вариант заключался в том, чтобы удерживать в кругу семейства Вудвиллов обоих принцев и воспитывать их претендентами на трон. Второй вариант сводился к тому, чтобы спровоцировать и активизировать вторжение Генриха Тюдора в Англию, которого она предполагала женить на своей дочери, Елизавете Йорк. А для этого нужно было распустить слух о том, что на Елизавету Йорк положил глаз король Ричард III, и если Генрих Тюдор не поспешит, невеста достанется его сопернику и станет английского королевой и без его помощи.
Этот ход был сделан ещё и для того, чтобы стимулировать интерес Генриха Тюдора к Елизавете Йорк, поскольку в те времена Генрих Тюдор был ещё влюблён в Мод Херберт – дочь его давнего покровителя, лорда Уолтера Херберта. И даже просил её руки, а получив отказ, посватался ко второй его дочери, леди Кэтрин Херберт, и тоже был отвергнут. О Елизавете Йорк Генрих Тюдор в это время не упоминал и, казалось, даже был доволен тем, что ею, якобы, заинтересовался король Ричард III.
В этой связи, провокация и блеф Елизаветы Вудвилл служили для Генриха Тюдора серьёзным предостережением: если он не переменит курс и не объявит Елизавету Йорк своей невестой, он всё дело по узурпации трона Ричарда III загубит на корню. А главное, сам устранится от должности претендента на престол.
Елизавета Вудвилл, хоть и не была наивной, но всё же предполагала, что её сыновья - принцы (дети Эдуарда IV) впоследствии смогут оттеснить от трона и самого Генриха Тюдора, который, по низкородству своему, мог получить престол только женившись на Елизавете Йорк и, как она полагала, может согласится занимать трон только временно, – до тех пор пока не появятся настоящие – высокородные претенденты и наследники – её сыновья от Эдуарда IV. А дальше (по её расчётам) под напором многочисленного клана Вудвиллов, который снова соберётся в Англии, Тюдор должен будет отречься от престола в пользу братьев жены, которые хоть и признаны незаконнорожденными, всё же имеют на престол гораздо больше прав, чем низкородный Генрих Тюдор, который (если отвоюет трон) будет достаточно вознаграждён и браком с Елизаветой Йорк.
Но видя, что Генрих Тюдор совершенно не интересуется её дочерью, Елизавета Вудвилл решила его этим блефом подхлестнуть, а заодно и понадёжней пристроить, – спрятать среди своих – двух своих сыновей от короля Эдуарда, считавшихся на тот момент «бесследно исчезнувшими».
Её письмо, написанное сыну, было столь впечатляющим, а ситуация мнимого «фавора» Вудвиллов у короля Ричарда III столь многообещающей, что Дорсет тут же, на всех парусах, забыв об осторожности и мерах конспирации, ринулся в Англию, пожинать плоды матушкиного успеха. Если бы Дорсет успел добраться до Англии, возможно он был бы захвачен береговой охраной Ричарда, арестован, и заговор Елизаветы Вудвилл был бы раскрыт, равно как и её происки с пересылкой принцев во Францию.
Дорсет уже пересёк Ла-Манш и собирался было пристать к английскому берегу (как раз на рождество 1484 года), когда посланные вдогонку корабли Генриха Тюдора его настигли, перехватили возле самого берега и заставили вернуться во Францию.
Тюдор не был заинтересован в том, чтобы его конкуренты - принцы (сыновья Эдуарда IV), скрывались от него под охраной Дорсета неизвестно где, а потом объявились и, повзрослев и собравшись с силами, стали претендовать на трон, – он был не из тех, кого используют в чужих интересах. Поэтому, вернувшись с Дорсетом во Францию, в Париж, он тут же официально признал Елизавету Йорк своей невестой и объявил о своём намерении вторгнуться в Англию, чтобы избавить принцессу от домогательств короля Ричарда III, предполагающего вступить с ней в позорный, кровосмесительный брак.
Свидетельством «серьёзных намерений» короля Ричарда было всё то же, запрещённое для принцессы, но подобающее королеве платье из пурпурного шёлка, отделанное горностаем. Поэтому, когда Елизавета Йорк явилась на рождественский бал в этом платье, король Ричард III уже самим этим фактом был серьёзно скомпрометирован, а королеве Анне тем самым был брошен вызов, который, при невмешательстве короля, должен был рассматриваться придворными как подтверждение версии Елизаветы Вудвилл: кандидатура будущей королевы наметилась, и ею станет Елизавета Йорк.
В этой связи всё же остаётся невыясненным один вопрос: почему Ричард III поддержал игру Елизаветы Вудвилл? Почему не прогнал с глаз долой её саму и её дочь Елизавету Йоркскую, когда она нарушила придворный этикет?
Прежде всего, в связи с «исчезновением принцев» ему нельзя было публично ссорится с Елизаветой Вудвилл, и она это знала, а потому и проводила свою интригу вызывающе нагло, позволив дочери нарядиться королевой (хотя этот бал не был маскарадом).
А кроме того, Ричард III и сам не уклонялся от предстоящего сражения с Генрихом Тюдором. Он знал, что встречи с ним ему не избежать, но был уверен в своей армии и в своих силах, рассчитывал на свой опыт воина и полководца, а потому боялся Генриха Тюдора не больше, чем прославленный чемпион - тяжеловес боится хиленького новичка - дилетанта.
Поэтому он и позволил Елизавете Вудвилл провести эту интригу и спровоцировать последующие за этим притязания Генриха Тюдора на Елизавету Йорк, зная что её появление в королевском платье на балу, в присутствии иностранных дипломатов, непременно вызовет толки и пересуды по всей Европе. А кое - кто уже и сейчас начнёт перед ней заискивать, как перед будущей королевой, и этот момент Ричарду тоже было интересно отследить.
Сама Елизавета Йорк, – своенравная, амбициозная девица (СЭЭ), – в матушкины интриги не вникала, а наслаждалась собственным триумфом, используя возможность рядиться в одежды королевы, как доказательство расположения к ней короля.
Что могла чувствовать королева Анна в этот момент? Как сейчас принято говорить в соционике, она почувствовала «удар по болевой » – сильнейшую подсечку по ТНС – удар по аспекту интуиции потенциальных возможностей (+ЧИ4).
Даже при том, что она знала политическую подоплёку происходящего, у неё были все основания воспринимать невмешательство Ричарда в этот инцидент, как предательство по отношению к ней. А предательство близкого человека, да ещё сопровождаемое публичным оскорблением сносить было нестерпимо больно и тяжело. (При том, что к тому времени она только недавно оправилась от болезни.)
Боль, которую она испытывала при этом ударе, по ощущениям напоминала пронзительный, острый укол, сделанный тонкой и длинной иглой, пронизывающий всё тело насквозь: от пяток, через колени – в сердце и в голову. Конечно, ей стало нехорошо, и вид у неё был несчастный. И кое - кто уже заметил, что королеве дурно. А кто-то стал злорадно шептать: «Она уже знает, что её дни сочтены. Её скоро погонят отсюда!».
Эта фраза разозлила Анну, и в этом было её спасение – потому, что удар, попавший на ТНС, теперь уже перешёл на её сильную функцию – творческую волевую сенсорику (+ЧС2). Анне очень захотелось отомстить Елизавете Йорк, поставить её в глупое, смешное положение. Она тут же стала продумывать планы мести. Представила, что вот сейчас подзовёт пажа и прикажет ему пролить вино на новое платье наглой принцессы, чтобы его пурпур стал ещё краснее, а заодно, чтобы и на белое платье Елизаветы Вудвилл пролилось... Она уже совсем было собралась с духом и решилась осуществить свою месть, как в этот самый момент Ричард положил на её ладонь свою руку. И всё. И больше уже ничего не было нужно: она поняла, что он не теряет с ней связь, он её понимает, чувствует, ощущает все её состояния, как свои. Ей ужасно захотелось расплакаться, – она полагала, что имеет на это право, ведь она только что столько всего пережила! Поглаживая её по руке, Ричард помог ей успокоиться, а потом предложил свою руку, приглашая на танец, потому что надо было открывать бал.
А потом они танцевали. Как в детстве, когда он её с лёгкостью подхватывал и кружил...
Неожиданно ею снова овладел страх, и мелькнуло предчувствие, что это последний бал в её жизни. И может быть даже последний танец. Ей стало очень горько и опять захотелось плакать. Музыка продолжала играть, и надо было завершить танец, чтобы не дать повод для новых сплетен. Ричард обнял её во время танца, пытаясь успокоить, но она уже думала о брошенной фразе: «Её дни сочтены...». «Что станет с ним, когда меня не будет?» – подумала Анна и тут же увидела перед собой его испуганное лицо: он конечно же прочитал её мысли. За те годы, что они прожили вместе, они понимали друг друга без слов. Ричард опять подхватил её на руки и стал кружить, чувствуя, как у него на руках она успокаивается. О новом платье Елизаветы Йорк никто из них уже не вспоминал. Сейчас они снова принадлежали друг другу и очень хотели остаться вдвоём.
После танца Анна повеселела, ей хотелось танцевать ещё и ещё. И Ричард её приглашал, пока она вдруг не почувствовала себя смертельно усталой. Бал продолжался, но она уже не вставала. Ноги её не слушались, руки дрожали от слабости. Ричард сделал знак доктору, и ей тут же поднесли лекарство в вине. После капель ей стало немного легче, но очень захотелось расслабиться и уснуть. Она опять ощутила его ладонь на своей руке, успокоилась и погрузилась в тёплую дрёму, в уютный и мягкий туман, который обволакивал её, расслаблял и уносил в далёкие и светлые воспоминания их общего, счастливого детства...
Где - то вдали приглушённо звучала музыка. Она узнала в ней свои любимые ирландские песни, которые так приятно было слушать летними вечерами в саду, в замке Уорвика, когда лучи заходящего солнца золотистыми бликами просвечивали сквозь листву деревьев. А как приятно было сидеть на согретых солнцем ступеньках Маунда – небольших ворот на холме, с двумя невысокими башнями по бокам и сходящими с двух сторон лестницами – излюбленном месте их детских встреч. А какой вид открывался оттуда на поля и равнины!.. Они оба любили смотреть на эти луга, покрытые воздушной дымкой под бескрайним, ослепительно светлым небом, мечтая о своём общем будущем, о том, каким оно будет безоблачным и счастливым. Оно и было счастливым, жаль только, очень недолгим...
Бал заканчивался, гости уже расходились. Огни погасли. Скоро они останутся вдвоём, и потекут волшебные часы их нерасторжимой близости друг с другом...
53. Атака «троллей»
Фривольное поведение Елизаветы Йорк на Рождественском балу породило массу новых слухов и сплетен, спровоцировавших мощную волну грязной, клеветнической кампании, распространяющейся широким фронтом и вовлекающей в пучину своей активности всё большее количество людей из ближайшего окружения Ричарда III. Как всегда в таких случаях, клеветники ставили во главу угла "недостаточно гуманную"составляющую любого решения и действия короля, а затем уже возмущались и кипели негодованием по поводу намечающихся «негативных тенденций» его правления. Исходили злобой и ненавистью, представляя каждый поступок Ричарда в самом невыгодном свете. Сеяли панику, раздували истерию, восстанавливая против короля всех вокруг.
Прежде всего возмущались «поборники справедливости», ссылаясь на неподобающий наряд Елизаветы Йоркской:
– Если ей можно ходить в королевской одежде, то почему нашим жёнам и дочерям нельзя?
К ним присоединились и "поборники нравственности", осуждавшие легкомысленное поведение Ричарда "из сострадания" к обманутой им королеве.
И те и другие усердно раздували слухи о будущей свадьбе короля, дополняя их новыми, возмутительными подробностями.
Сплетни и кривотолки по поводу предстоящей женитьбы короля Ричарда на Елизавете Йорк возникали повсюду, курсировали по стране, расползались по всей Европе, докатывались до Франции, побуждая Генриха Тюдора спешно готовиться к вторжению в Англию.
В центре внимания всей Европы теперь оказалась сама принцесса Елизавета.
В те времена она блистала не только королевским нарядом, но и украшениями, достойными королевы. Её убор, окантованный жемчугом и рубинами был изображён на парадном портрете, выполненном в прогрессивной для того времени, реалистической манере и написанном лучшим художником, из всех, кого только можно было пригласить в Англию (у самого Ричарда и Анны не было такого великолепного портрета!).
Елизавета Вудвилл, примериваясь к роли будущей тёщи, в общении с Ричардом всё чаще стала позволять себе наглый тон. Ещё наглей вела себя с ним её дочь, Елизавета Йорк, при каждом удобном случае дерзко и с вызовом поглядывающая то на самого короля Ричарда, то на его жену, королеву Анну.
Не желая останавливаться на достигнутом, Елизавета Йорк (СЭЭ) предалась изустному творчеству – стала сочинять и распространять смешные и глупые истории о знаках внимания к ней «без памяти влюблённого» и «очарованного ею» короля Ричарда III. И теперь уже все, кто желал бы выслужиться перед ней и заручиться на будущее её покровительством, разносили все эти её небылицы, утверждая, что в них определённо есть доля правды, – а как же иначе? – не может быть, чтобы всё это, от начала и до конца было плодом её неуёмной фантазии?
– Но она же не будет придумывать! – уверяли они сомневающихся. – Наверное, за этим что-нибудь да стоит! А если бы всё это было вымыслом, король бы не позволил ей распространять эти слухи! Уж, верно укоротил бы ей язык.
– Да, но зачем же королю, в нарушение важнейших церковных заповедей, жениться на незаконнорожденной, да ещё родной племяннице? – недоумевали их оппоненты.
– Всё это указывает на его низкую, порочную натуру – со знанием дела утверждали клеветники. – Он от своего брата, Эдуарда IV, недалеко ушёл, а тот был известный гуляка!
– Так может это она от своих родителей недалеко ушла? – не успокаивались защитники противоположной версии, – Известно же, как непристойно их брак сложился. Опять же, и леди Вудвилл пытались осудить за колдовство, да Ричард III этого не допустил. А вот теперь в благодарность за его доброту она против него же и интриги плетёт. Да ещё и дочку свою ему подставляет, как приз, и это при живой-то жене!..
Для всех, – и для тех, и других, – при этом загадкой оставалось только одно: почему король не пресекает все эти слухи? Почему не отсылает Елизавету Йорк вместе с её мамашей к сёстрам, в замок Шериф Хаттон?
Да, Ричард взял на себя обязательство найти ей жениха, устроить свадьбу, выделить приданое ей и её сёстрам. И вроде бы для Елизаветы Йоркской даже наметилась великолепная партия в лице португальского принца Мануэля. И всё могло бы ещё очень неплохо устроиться, если бы не странное попустительство короля. И вот этот момент всех особенно беспокоил: почему король не пресекает все эти вольности принцессы Елизаветы и допускает распространение сплетен, порочащих её честь и его персону? Кто же её после этого замуж возьмёт?.. Да и зачем нужно было до такой степени усложнять себе задачу? Хочешь выдавать замуж племянницу, – выдавай, но зачем самому-то выказывать ей расположение?
– Наверное, здесь всё-таки замешана политика. – предполагали противники вздорных версий. – Какая-нибудь сложная и тонкая, но очень важная для Ричарда игра, задуманная им в политических целях.
Действительно, казалось странным, чтобы человек, зарекомендовавший себя к тому времени бесстрашным воином, великим полководцем, мудрым, справедливым администратором, прогрессивным и талантливым правителем, прежде способным с лёгкостью удерживать дисциплину в армии и подавлять опаснейшие бунты и восстания, мог до такой степени ослабить бразды правления и потерять контроль над ситуацией, чтобы позволить двум вздорным женщинам (коим и место - то было, – одной в тюрьме, другой – в монастыре) скомпрометировать его перед всеми его поданными, перед его страной, перед соседними странами и всей Европой.
Всё это попустительство не соответствовало и строгому моральному облику короля Ричарда III, – человека, исключительно добропорядочного, благочестивого,безмерно щепетильного в вопросах чести, для которого верность своему долгу, присяге и нравственным обязательствам всегда была сверхважной ценностью («верность меня обязывает» – его девиз).
Что же тогда мешало Ричарду пресечь эти слухи и твёрдой рукой навести порядок в своём королевстве?
Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что пик этой нездоровой активности приходился на зиму – декабрь 1484 и январь - февраль 1485 года. То есть, как раз на тот период, когда Ричард занимался переправой принцев в Бургундию. Таким образом вывод напрашивается только один: вся эта придворная суета и общественная шумиха были самим Ричардом, с невероятным риском для его репутации, организованы для того, чтобы отвлечь внимание обеих женщин от этого важного для него и рискованного для принцев предприятия.
В декабре 1484 года Елизавета Вудвилл и её старшая дочь, Елизавета Йорк были отозваны Ричардом в Лондон из имения Джиппинг - Холл (родовом поместье Джеймса Тирелла), где они проживали вместе с «бесследно исчезнувшими принцами». Принцы остались в имении на попечении Джеймса Тирелла, который непосредственно и занимался их переездом в Бургундию. А дамы по прибытии в Лондон были приветливо приняты королём Ричардом III и получили от него приглашение на рождественский бал (который, по всей видимости, и был устроен для того, чтобы отвлечь их от оставшихся в имении принцев и привлечь к ним обеим внимание всего двора, которое им теперь было лестно).
Леди Вудвилл тут же написала своему сыну, маркизу Дорсету, очень пылкое и красочное письмо, в котором, ссылаясь на расположение к ней короля Ричарда III, приглашала его приехать в Англию. Одновременно с этим, заметив, что Ричард любезно общается с её дочерью Елизаветой Йорк, она позволила себе заказать для неё королевский наряд, что тоже было встречено без всяких возражений со стороны Ричарда.
Пока продолжалась вся эта суета о мнимом благоволении Ричарда к Елизавете Йорк, обраставшая (при попустительстве Ричарда) новыми и интересными слухами, сам Ричард в декабре 1484 года с помощью откомандированного в Бургундию Джеймса Тирелла провёл переговоры о дальнейшей судьбе принцев и о месте их будущего проживания, заручился согласием герцогини Бургундской на их приезд и её опекунство над ними. В конце января 1485 года он уже переслал с Джеймсом Тиреллом 3000 фунтов стерлингов на текущие расходы для принцев. Таким образом, принцы уже в феврале 1485 года могли переехать в Бургундию. А тем временем, Ричард, как истинный стратег, проводил с Елизаветой Вудвилл и её дочерью обычный отвлекающий манёвр: удерживал их под разными предлогами в Лондоне и отвлекал их внимание на себя, позволяя им вообразить себя первыми персонами при его дворе и закружиться в вихре придворных развлечений, сплетен и суеты, возникшей по поводу их предполагаемого «фавора» и его столь неожиданного к ним «благоволения».
И наконец, отсутствие в истории каких-либо упоминаний о том, что ближайшие сподвижники Ричарда, включая и королеву, настоятельно рекомендовали ему умерить своё благорасположение в отношении Елизаветы Вудвилл и её дочери и отослать их от двора куда подальше, уже само по себе говорит о том, что они были в курсе этой его опасной и крайне двусмысленной политической игры, знали и о причинах и целях, ради которых она велась.
Удерживая свою рискованную позицию, Ричард должен был учитывать и тот момент, что страсти, разыгравшиеся вокруг этой мистификации, улягутся ещё очень нескоро, равно как и общественный резонанс, который возникнет по этому поводу. Он не исключал возможности, что этот резонанс спровоцирует сильнейшую волну инсинуаций и клеветы – вызовет новую «атаку троллей», которые будут порочить и компрометировать его так, что ни пресечь, ни остановить их будет уже невозможно. И, видимо, понимал, что эта атака возникнет как неизбежный побочный эффект его дезориентирующих действий, – как реакция на ту дезинформацию, распространению которой он сам и способствовал.
Единственное, что он мог теперь для себя сделать – это игнорировать распространяющиеся вокруг него наветы, – такова была плата за те ошибки и упущения, которые он совершил в первые месяцы своего правления, доверив опеку над принцами герцогу Бэкингему, проявившему себя подлым изменником и клеветником.
Возможно уже тогда, в период поднятого против него Мортоном и Бэкингемом восстания, Ричард взял себе за правило не реагировать на инсинуации клеветников – «не кормить троллей», исходя из того, что чем больше на них тратишь сил, тем сильнее они становятся.
Воевать с клеветой он считал делом бессмысленным и безнадёжным. В его понимании это было то же, что тратить время на борьбу с тенями и призраками, тогда как своими прогрессивными и мудрыми реформами он мог принести гораздо большую пользу своей стране.
Ричард был уверен, что оценивать его будут не по словам, а по его делам, поступкам – по их реальной пользе, которая уже тогда приносила свои плоды.
После того, как Генрих Тюдор в декабре 1484 года объявил принцессу Елизавету Йорк своей невестой, на Ричарда III обрушилась новая волна клеветы, призванная скомпрометировать его как правителя с тем, чтобы он отреагировал на неё политическими репрессиями, – развязал террор, утопил страну в крови, рвал бы языки, рубил головы всем, кто о нём плохо отзывается, – чтобы уже потом, за все эти деяния, заслуженно и обоснованно, мог прослыть тираном, сообразно реальным, свершившимся фактам, что и спровоцировало бы новое народное восстание, позволившее Генриху Тюдору беспрепятственно проникнуть в Англию и, опираясь на поддержку «возмущённых народных масс», с лёгкостью узурпировать его престол.
Ричард III всеми силами удерживал себя от этой провокации. Он отлично понимал, что вся эта массированная, пропагандистская кампания – не что иное, как заранее спланированная его врагами, политическая акция, которой руководил из Франции его давний идеологический противник, Джон Мортон – клеветник со стажем, – бывший епископ Илийский, бежавший из Англии после провала восстания, поднятого им вместе с Бэкингемом против Ричарда III осенью 1483 года.
Ричарду уже тогда было известно, что вся эта, развернувшаяся вокруг него шумиха – только первая часть разработанных Людовиком XI планов по узурпации английского престола и передачи его графу Ричмонду, Генриху Тюдору – выкормышу и ставленнику Людовика XI.
Вторая часть этого плана, по замыслу Людовика, должна будет осуществиться после того, как Тюдор, при военной и политической поддержке потомков Людовика (Карла VIII и его сестры, Анны Боже), получит корону Англии и в благодарность за этот щедрый дар откажется от принадлежащих Англии наследных земель Плантагенетов, которые в ту пору составляли огромную часть территории Франции.
Ричард отлично понимал, что теперь уже мирными средствами эту кампанию не предотвратить. Потому, что повторить «подвиг» Эдуарда IV и получать под эти земли деньги, «сдав их в аренду» французам в обмен на «пенсию», уже было невозможно по той причине, что французам это было просто не выгодно. Гораздо выгодней им было отправить всю скопившуюся в их стране английскую диаспору, во главе с Генрихом Тюдором, обратно в Англию с тем, чтобы эти толпы бездомных и неприкаянных беженцев -ланкастерцев, не разоряли их земли разбоем и не нанимались на военную службу к их политическим противникам. А отправились бы всем скопом в Англию и воевали бы там с королём Ричардом III за свои имущественные и политические права, – решали бы свои проблемы силой оружия, на территории своей страны.
Поэтому и откупиться от французов мирными договорами и прочими недолговременными мерами было уже невозможно, поскольку английская диаспора, сосредоточенная там, представляла собой уже вполне серьёзную и слишком многочисленную военную силу. В связи с этим Ричард III и был выбран мишенью для клеветы и обозначен идейным противником Франции ещё при короле Людовике XI, чтобы было куда и на кого направлять это некстати скопившееся на их территории чуждое и враждебное воинство.
Желая от этой силы избавиться, французы и не нашли лучшей кандидатуры, чем Ричард III, который своими успехами и прогрессивными нововведениями, слишком у многих европейских правителей поперёк дороги стоял. Что и послужило причиной для того, чтобы «отстранить» Ричарда III «от занимаемой должности» и заменить его злобным и примитивным, патологически скупым и жестоким Генрихом Тюдором,
- не способным, в силу своей патологической скупости, эффективно развивать экономику Англии (на радость французам);
- не способным в силу патологической жестокости, осчастливить свой народ гуманными и прогрессивными реформами;
- не способным, в силу своей патологической мнительности, мстительности и подозрительности, быть хорошим правителем для англичан.
А для того, чтобы Генрих Тюдор мог спокойно пройти и узурпировать трон, в Англию была направлена (а потом и задействована) целая ватага «троллей», которые и провели подготовительную, пропагандистскую работу по распространению панических и клеветнических слухов, порочащих короля РичардаIII, воспользовавшись тем «компроматом», который он сам предоставил, пригрев на какое - то время при дворе леди Вудвилл и её дочь Елизавету Йорк, которые, поощряя новое распространение слухов и распуская о нём клевету, вовсю злоупотребляли его любезностью.
Ричард охотно бы прикрутил языки всем этим «троллям», если бы за ними никто не стоял. Более того, не чувствуя за собой особой поддержки, они и сами бы не разговорились. Зная, какое наказание им за это грозит, они тихо и незаметно уползли бы в свои норы. Но они слишком хорошо понимали, что Ричард в настоящий момент не решится на террор и репрессии – не допустит, чтобы накануне вторжения Генриха Тюдора против него поднялось ещё одно народное восстание, что само по себе облегчит претенденту задачу и обеспечит практически беспрепятственную узурпацию его трона.
Только в самом крайнем случае, когда вина хулителей была доказана неопровержимо, Ричард III применял к ним строгие меры. По этой же причине за время его правления не набралось и десяти человек, приговорённых им к смертной казни за политические преступления. Всех их можно назвать по именам: Энтони Вудвилл (граф Риверс), сэр Томас Воген, лорд Ричард Грей, лорд Уильям Гастингс, герцог Бэкингэм и Уильям Коллингборн, – всего шесть. Причём, последний был именно «троллем» – распространявшим клеветнический памфлет о Ричарде III и его окружении всеми возможными средствами (вплоть до того, что прибивал на заборах таблички со своим сочинением). Но даже его Ричард III ещё очень долго не соглашался брать под арест. Ближайшие сподвижники буквально вынудили короля подписать клеветнику смертный приговор: 29 ноября, 1484 года они созвали Королевский Совет, обсудили памфлет Коллингборна, проголосовали и большинством голосов приняли решение присудить клеветника к высшей мере, и Ричард вынужден был с этим считаться.
Как видим, в силу целенаправленно раздуваемой пропагандистской кампании и возводимой против Ричарда III клеветы, ни гуманизм, ни справедливость, ставшие основой его правления, не помешали Ричарду III прослыть самым кровавым тираном в истории Англии и самой одиозной фигурой в истории человечества. Что особенно интересно просматривается по сопоставлению с репутацией «вполне приличного» и «уважаемого» короля Генриха VIII, в период правления которого, вследствие проводимой им государственной, религиозной и экономической политики, было казнено 72 000 человек (то есть, в двенадцать тысяч раз больше).
И это при том, что сам Генрих VIII ещё не считал себя тираном, по сравнению со своим отцом, Генрихом VII, количество жертв репрессий которого вообще не установлено – не фиксировалось, но предполагается, что оно было невообразимо большим.
Взойдя на престол, Генрих VII залил страну кровью, не пощадил даже тех, кто предал Ричарда III, чтобы ему услужить. Не пощадил он и свою жену, Елизавету Йорк, с которой обращался, как деспот, припоминая ей кокетство с королём Ричардом. Не пощадил он и свою тёщу, Елизавету Вудвилл, – отправил её доживать век в монастырь с самым суровым уставом. Не пощадил Генрих VII и всех других своих «троллей», которые устраивали для него идеологические диверсии, подготавливая ему почву для его вторжения и узурпации трона Ричарда III. Не пощадил Генрих VII ни их самих, ни их семьи, ни родственников, ни друзей, – уничтожал всех потенциальных мстителей – «выжигал крамолу с корнем».
Зато оправдывал свой деспотизм Генрих VII, уже на фоне вымышленной «тирании» короля Ричарда III, на чьём счету не было и десяти казнённых политических преступников, а всего только шесть. И все, – причастные к серьёзным государственным преступлениям и переворотам («тролль» - Коллингборн был активистом восстания Бэкингема).
Атака «троллей» – это то, что сопровождало и будет сопровождать Ричарда III пожизненно и посмертно, с момента его восшествия на престол.
«Тролли» от истории трепали имя Ричарда III при его жизни и продолжают порочить его и после его смерти, находя в этом стимул для своей «научной деятельности» и средство для успешного продвижения по службе на протяжении пяти веков. Они будут вести свою работу и впредь, изыскивая новые возможности для искажений и передёргиваний фактов, придумывая новые предлоги для лживых и коварных измышлений. И это будет продолжаться до тех пор, пока гуманный и справедливый стиль правления короля Ричарда III, не будет признан как общеизвестный, безусловный и достоверный факт. Тогда и память о нём будет очищена от лжесвидетельств, и честь его будет защищена от клеветы, и доброе имя его будет восстановлено на века, и жизнь его будет представлена, как образец высокого служения идеалам добра и справедливости, в русло которых он её и направлял.
