Историческое расследование с соционическими комментариями
26. Подавление путча
Узнав об аресте брата, сына и сэра Томаса Вогена, королева забилась в истерике. Она чувствовала себя, как оса, у которой вырвали жало: даже если бы Ричард захотел обезоружить её, причинив ей нестерпимую боль, вряд ли бы он сумел нанести удар более метко. Королева мерила его действия на свой аршин и решила, что он специально так поступил, чтобы отомстить ей за смерть своего брата Кларенса, за тюремное заключение его детей, за всех оттеснённых и поверженных ею йоркистов. Её возмущала сама мысль, что он посмел это сделать! Рискнул её так оскорбить, так унизить, – посягнул на жизнь и честь её ближайших родственников! Не побоялся нажить в её лице смертельного врага! "Что это, – наглость или недомыслие?" - размышляла она, в очередной раз приходя к выводу, что не понимает логики его поступков. Но задумываться об этом уже было некогда. Сейчас необходимо было позаботиться о спасении жизни и чести оставшихся членов её семьи.
С сыном (лордом Греем), братом и сэром Вогеном она уже мысленно простилась, но примириться с тем, что престолонаследник находится во власти Ричарда она не могла. Опираясь на мнение большинства, которое составляли в парламенте её родственники, королева попыталась собрать войска и отправить их в Нортхэмптон, чтобы вырвать его из рук Ричарда Глостера. Она готова была сама возглавить этот поход, но передумала (нашлись веские причины задержаться в Лондоне) и перепоручила эту экспедицию своему старшему сыну, маркизу Дорсету.
Несмотря на неравенство сил, Ричарду Глостеру и Бекингему удалось отбиться от объединённой армии Вудвиллов своими шестью сотнями воинов. Маркизу Дорсету, чудом уцелевшему в этой битве, пришлось вернуться в Лондон и доложить о полном поражении вверенных ему войск.
Королеву, когда она узнала об этом, охватила паника. Она призвала всех оставшихся в Лондоне близких ей родственников – двух сыновей (Тома Дорсета от первого брака и Ричарда, герцога Йоркского – от второго), пятерых дочерей и брата, епископа Солсбери, собрать всё самое ценное и спешно укрыться вместе с ней в стенах Вестминстерского Аббатства.
С собой она взяла королевские регалии и две части оставшейся, разделённой казны («свою» и «Дорсета»), сокровища, драгоценности и множество других, ценных вещей – золотую и серебряную посуду, драгоценные уборы и платья, дорогую домашнюю утварь, резную мебель, гобелены, картины и прочее… Всё это она сложила в один огромный «сундучок - вагончик» (серьёзный такой сундучишко получился) и отослала его в Вестминстерское Аббатство, где, согласно традиции, могла на два месяца спрятаться от преследования властей, как и каждый, провинившийся перед законом преступник. За это время, как она полагала, положение в стране изменится к лучшему, её сына - престолонаследника, успеют короновать, а сама она, став матерью короля, сможет покинуть убежище в любое, удобное для неё время, чтобы снова занять достойное место при дворе. Оттеснив Регента, она станет единовластной правительницей в королевстве, и тогда ей все эти вещи снова понадобятся. Часть из них она сможет вернуть в казну, а остальным будет пользоваться по своему усмотрению. Но всё это можно будет решить потом. А сейчас необходимо было захватить с собой всё самое ценное и укрыться в обители Вестминстерского Аббатства, откуда преследователи уже не смогут её извлечь, – не посмеют нарушить неприкосновенность Святилища.
Когда вещи к Святилищу подвезли, выяснилось, что сундучок в двери Вестминстерского Аббатства не пролезает. Слуги в растерянности разводили руками, не зная, что предпринять, а королева билась в истерике, рыдала над сундуками, не желая расставаться с дорогими её сердцу сокровищами. Тут же выяснилось, что и время для похищения она выбрала неудачное: вокруг то и дело сновали прохожие, присматривались к её сундукам, задавали ненужные вопросы. Каждый раз ей приходилось их отгонять, как назойливых мух. Когда стемнело, появились какие-то сомнительные личности, слонялись, шныряли вокруг, всё норовили что-нибудь с воза стянуть.
Опасаясь быть застигнутой врасплох на месте преступления, королева приказала расширить проём в стене, чтобы сподручнее было пропихнуть всё захваченное. Пока слуги пробивали в Аббатстве стены (а они там не тоненькие), она бегала, суетилась, подгоняла их, раздражалась, кричала, нервничала, – всё боялась, что не успеет войти в убежище до приезда Ричарда в Лондон.
27. Возвращение в Лондон.
А тем временем Совет, получив объяснительное письмо от Ричарда, счёл его действия по отношению к заговорщикам безупречно правильными и законными. Таким образом, все препятствия к его возвращению в Лондон были устранены, и 4 мая, 1483 года – в день, назначенный Вудвиллами для коронации, престолонаследник, сопровождаемый Ричардом Глостером и герцогом Бекингемом, торжественно въехал в столицу, к восторгу и радости горожан. Принц был радушно встречен представительством города и препровождён во дворец епископа Лондонского, отведённый ему в качестве временной резиденции. Там, в присутствии именитых гостей, состоялось торжественное чествование будущего короля.
Ричард на торжественный приём не пошёл, а отправился к себе, в Кросби Палас, ввиду огромного количества накопившихся государственных и личных дел. Прежде всего он должен был позаботиться о восстановлении законного и справедливого управления в стране. Поэтому уже на следующий день он собрал новый состав Королевского Совета, который, как и предыдущий, в подавляющем большинстве состоял из сторонников и членов семейства Вудвиллов. (А куда от них деться, если они почти всех уже вытеснили?) Выбирать не приходилось – не из чего было, и Ричард рискнул оставить Совет почти в прежнем составе. Свою первоочередную задачу он видел в том, чтобы как можно скорее привести в действие аппарат государственного управления и заставить его функционировать в полную силу.
Новый Совет начал свою работу с того, что выполнил волю покойного короля Эдуарда и провозгласил Ричарда Глостера Регентом и лордом - Защитником королевства. Таким образом справедливость была восстановлена. Со своей стороны, Ричард обещал руководствоваться решениями Совета и ничего не предпринимать без его согласия (и это своё обещание он выполнял так же неукоснительно и безупречно, как и все предыдущие).
По предложению Бэкингэма, Совет решил поселить престолонаследника в королевских апартаментах Тауэра (самого защищённого замка в стране) и назначить его коронацию на 24 июня того же года. Совет также согласился с его предложением продлить срок регентства Ричарда Глостера ещё на двенадцать лет - до совершеннолетия престолонаследника (в целях предотвращения несанкционированных действий враждующих политических групп).
В первый же день своего регентства Ричард издал указ о помиловании всех подневольно собранных призывников - солдат и матросов, желающих покинуть мятежника Эдуарда Вудвилла (сбежавшего во Францию с большей частью казны) и присягнуть на верность новому правительству.
Большинство изгнанников, следуя его призыву, вернулось в Англию.
Сам Эдуард Вудвилл на предложение Ричарда не откликнулся и после недолгих странствий осел в Бретани, где и передал свою часть казны «альтернативному претенденту на трон» (не имеющему для этого ни малейших наследственных или формальных прав), – Генриху Тюдору, который потом использует эти средства для своего вторжения в Англию, в 1485 году.
28. Проблема подбора кадров.
Став Регентом, Ричард столкнулся с проблемой подбора и поиска кадров. У него не было команды профессионалов, которая вместе с ним могла бы осуществлять управление страной. Его ближайшее окружение составляла небольшая группа адъютантов - телохранителей, – надёжных и верных сподвижников, многократно проверенных в испытаниях, закалённых в сражениях и боях. Каждый из них происходил из семьи мелкопоместных дворян и был произведён в рыцари за боевые заслуги. Каждый из них мог бы в мирное время осуществлять административное или военное управление в сравнительно скромных масштабах – быть начальником гарнизона или комендантом крепости (даже такой, как Лондонский Тауэр), но для управления страной этого было бы недостаточно. Ричард нуждался в помощниках гораздо более высокого уровня.
И в первую очередь ему был необходим абсолютно надёжный, безгранично преданный человек из высших аристократических кругов, – многократно проверенный в деле, безупречно порядочный, исполнительный, честный, работящий, выносливый, стойкий, неприхотливый,– истинный рыцарь, – такой, каким когда - то был сам Ричард Глостер для своего старшего брата, короля Эдуарда.
Именно таким ему представлялся, на первых порах, его кузен и сподвижник, Генри Стаффорд, герцог Бекингем (ИЭЭ) – очень коммуникабельный, обаятельный молодой человек, состоявший в родстве со всей английской аристократией и многими дворами Европы, прямой потомок короля Эдуарда III, по линии младшего сына, Томаса Вудстока, приходившемся ему пра - пра - пра - дедушкой.
В семействе Вудвиллов, навязавших ему неравный брак, Генри Бекингем ощущал себя инородным элементом в чуждой ему системе, - никчёмным, беспомощным и ненужным. Зато теперь, облечённый доверием самого Регента, он мог развернуться в полную силу. При одной мысли об этом ему казалось, что за спиной у него вырастают крылья. И он уже готов был расправить их и полететь, – взмыть под облака, вознестись всем на зависть на недосягаемую высоту!
Подчиняясь диктату Вудвиллов, Бекингем слишком долгое время жил в системе жёстких и всесторонних ограничений. И только теперь, став доверенным лицом и ближайшим сподвижником Регента, он начинал чувствовать себя по - настоящему востребованным и успешным. В отношениях с Ричардом его привлекала перспектива достичь высшей власти, управляя самим правителем. Ему нравилось манипулировать отношениями и настроением Ричарда, навязывать ему своё восприятие происходящего, разыгрывать роль опытного наставника в его присутствии. Самолюбию Бекингема льстила возможность руководить поступками Регента, навязывать ему своё виденье ситуации, брать его действия под свой контроль. (А где контроль, там и притеснение, и вытеснение из сферы интересов, которое, как правило, заканчивается вытеснением из системы.). Стремясь по - максимуму использовать выгоды своего нового положения, честолюбивый Бекингем высоко вознёсся в своих амбициозных мечтах и планах(сказывался дельта - квадровый комплекс «подрезанных крыльев») и заземлить его на ту пору было некому.
Уильям Шекспир – великий драматург, тонкий и проницательный психолог, великолепно отразил этот момент в тексте трагедии «Ричард III», а Лоуренс Оливье гениально обыграл его в своём фильме, – в том эпизоде, где Бекингем впервые навязывает Ричарду Глостеру свой план достижения цели:
«Бекингем:
Милорд, кого б за принцем ни послали,
Нельзя нам с вами дома оставаться.
Дорогой я придумаю, как цели
Добиться нам и принца отдалить
От наглых родственников королевы»
Глостер (в исполнении Лоуренса Оливье) с преувеличенным изумлением смотрит на Бекингема, удивляясь тому, что тот проявляет ещё большую заинтересованность в его продвижении к власти, чем он сам, а затем с нарочитой восторженностью, скрывающей его иронию, восклицает:
«Двойник мой, мой советник, мой оракул,
Пророк! Кузен мой добрый, как дитя,
Я управленью твоему вверяюсь.
Ну, в Ладлоу! Оставаться здесь не надо.»1
Исторический, реальный Ричард Глостер, по всей видимости, не испытывал особого психологического дискомфорта, но и не похоже, чтобы попадал под соцзаказ2. Он глубоко симпатизировал Бекингему и был благодарен ему за помощь.
Наряду с прочим, в Бекингеме (ИЭЭ) его привлекало и необычайное сходство с Джорджем Кларенсом (ИЭЭ) – старшим братом Ричарда, репрессированным по навету Вудвиллов, в 1478 году. (О том, что это сходство может быть не только внешним, но и внутренним3, Ричард тогда не думал: необоснованную подозрительность он считал качеством бесчестным и недостойным рыцаря4.)
1 У. Шекспир, «Ричард III», акт2, сцена 2. (Перевод А. Радловой)
2 Интертипное соотношение между психотипами ЛИЭ (психотип Ричарда Глостера) и ИЭЭ (психотип Бекингема), при котором ИЭЭ (соцзаказчик) навязывает свои цели, взгляды, планы и установки подзаказному ЛИЭ. (Иногда пожизненно, иногда до определённого момента, после которого наступает раздражение и разочарование соцзаказом, сопровождаемое желанием максимально отдалиться от соцзаказчика (выйти из соцзаказа) и отказаться от всего, что он навязывал. При жёстких формах воздействия соцзаказ переходит в отношения социального контроля. Судя по всему, эта та форма воздействия, на которую ориентировал себя Бекингем в своих отношениях с Ричардом, предполагая сделать его своей марионеткой.
3 Подчиняясь зову «альтернативной удачи», Кларенс много раз предавал своих союзников, в том числе и родных братьев – Эдуарда и Ричарда. Бекингем, в погоне за более выгодной (как ему покажется) альтернативой, впоследствии тоже предаст Ричарда.
4 Убеждённый «МОРАЛИСТ» (РАЦИОНАЛ - ОБЪЕКТИВИСТ) и БЕСПЕЧНЫЙ - ПОЗИТИВИСТ по психологическим признакам.
29. Заговор Гастингса
Уильям Гастингс (ИЭЭ) в ближайшее окружение Ричарда не вошёл, – просто потому, что к тому времени уже переметнулся на сторону заговорщиков. Ещё до прибытия Ричарда в Лондон, Гастингс успел свести дружбу с семейством Вудвиллов, вступив в связь с известной авантюристкой и куртизанкой, Джейн Шор – бывшей любовницей Эдуарда IV и большой приятельницей родственников королевы, многие из которых пользовались её услугами.
Близкий друг Эдуарда IV, многократно заслуженный, чрезвычайно влиятельный человек, Уильям Гастингс был до крайности необходим клану Вудвиллов для того, чтобы придать ещё большую значимость их притязаниям и привлечь на их сторону новых сподвижников.
Сами Вудвиллы не пользовались симпатией у йоркистов, но лорд Гастингс был для них человеком - легендой. Старший сын сэра Леонарда Гастингса из Лестершира – личного слуги Ричарда, герцога Йоркского, Уильям Гастингс (род. в 1430 году) с юных лет находился на службе у герцога и был приставлен им к его малолетнему (тогда ещё) сыну, Эдуарду, в качестве его будущего друга и сподвижника. Проявив себя убеждённым йоркистом, Гастингс быстро завоевал доверие герцога и вскоре породнился с ним, женившись на одной из его племянниц, Кэтрин Невилл – сестре графа Уорвика, после чего стал его сводным племянником и кузеном его сыновей – Эдуарда и Ричарда, которых любил и знал с раннего детства.
Вместе с герцогом Йорком, его старшими сыновьями (Эдмондом и Эдуардом) и племянниками (графом Уорвиком и графом Солсбери), Уильям Гастингс участвовал в битве при Лудфорд Бридж, 12 октября, 1459 года. Был взят в плен, но помилован Генрихом VI и отпущен на волю.
Как последовательный и верный йоркист, Гастингс воевал на стороне Эдуарда в своей первой, самостоятельной битве при Мортимер Кросс (2 и 3 февраля, 1461 года), сражался за него в битвах при Таутоне (29 марта, 1461 года), при Барнете и Тьюксбери (в апреле и мае 1471). Был отмечен наградами и высокими должностями: назначен шерифом графства Уорвик и Лестер в 1455 году и шерифом графства Чейз Уайр в 1456.
На поле битвы при Таутоне (в 1461году) Гастингс был посвящен в рыцари самим королём Эдвардом IV. В том же году он получил звание пэра Англии и титул барона, стал генеральным преемником герцогства Корнуольского и камергером Южного Уэльса. Тогда же, в 1461 году, он стал Тайным Советником и Лордом - Камергером королевского двора. И уже в следующем, 1462 году, получил престижную должность генерала-лейтенанта Кале, а затем должность Смотрителя Монетного Двора при лондонском Тауэре.
По отношению к Гастингсу Эдуард проявляя такую же щедрость, как и по отношению к родным своим братьям (что было очень удобно, потому что в то время он ещё не был женат на Елизавете Вудвилл). Гастингс был одним из тех, кто вместе с Ричардом вызволял Эдуарда из заключения в Миддлхэме, а впоследствии разделил с ним изгнание, сопровождая в Бургундию, в 1470 году. Гастингс был самым близким и преданным другом Эдуарда IV. Он был так же близок и необходим королю, как и Ричард. С той лишь разницей, что Ричарду Эдуард позволил уехать на Север, а Гастингса он от себя не отпускал ни на шаг. Перед смертью Эдуард примирил Гастингса с семейством Вудвиллов и пожелал, чтобы после его кончины Гастингс был похоронен рядом с ним, в часовне св. Георга, в Вестминстере.
Когда королева, в нарушение завещания Эдуарда IV, попыталась присвоить себе права и полномочия Ричарда, Гастингс исполнил волю покойного короля и предупредил его об этом. Он также позаботился о том, чтобы первая попытка заговора королевы закончилась неудачей. Но всё изменилось, когда Ричард прибыл в столицу в начале мая. Ослеплённый чарами миссис Шор, Гастингс уже всецело принадлежал семейству Вудвилл. Его присутствие повышало политический рейтинг их заговора: «Если лорд Гастингс поддерживает Вудвиллов, значит их шансы действительно высоки». С учётом того, что ещё и казна (или то, что от неё осталось) находилась в руках Вудвиллов, их альянс с Гастингсом выглядел особенно впечатляющим: что можно противопоставить союзу престижа и денег?
Права Ричарда, в сочетании со всеми его заслугами, на фоне таких преимуществ явно проигрывали. Потенциальные заговорщики рассуждали так: «Даже если Ричард отстоит своё право на регентство, долго ли он сможет удерживать власть без казны? Даже если он проведёт коронацию Эдуарда V на свои деньги, как он будет дальше управлять королевством? Чем будет платить кредиторам, чиновникам, слугам, придворным, пенсионерам, солдатам и поставщикам? Как он выйдет из этого положения? Что сделает? Пойдёт штурмом на Вестминстерское Аббатство? Или подожжёт его с двух сторон, чтобы выкурить оттуда королеву, сидящую на сундуках с золотом? Нет, на это он не пойдёт. Но тогда ему придётся собирать новый налог по стране. А это приведёт к подъёму народного недовольства и массовому восстанию, потому что не далее как месяц назад Вудвиллы выгребли всё, что могли, собирая дополнительный налог «на охрану и коронацию юного короля», а потом эти денежки благополучно уплыли во Францию. Теперь денег нет и не будет ещё очень долго. Минимум, - полгода, год. А как жить всё это время без денег? Что он о себе думает, этот лорд - протектор? Уступил бы правление Вудвиллам, да и укатил бы себе на Север; глядишь, всё и успокоилось бы. Неприятно, конечно, отдавать власть в руки королевы - воровки, но что же делать, если так получилось? Нужно как - то смириться с этим. Без Глостера можно обойтись, а без денег – нельзя. Как жить без денег?»
(В таких случаях «классические» ЛИЭ5 говорят: «Ха! Нашли, чем испугать – как жить без денег! Да очень просто! Зачем их вообще тратить? Пусть лежат себе в банке и обрастают процентами! А мы будем их проворачивать и раскручиваться по безналичному расчёту. Даже, если они не лежат в банке, всё равно будем их пускать в оборот и раскручивать! Зачем тратить деньги, если легко можно обойтись и без них?!..»
5 ЛИЭ – психотип Ричарда Глостера: логико -интуитивный экстраверт
Альтернативная деловая логика (-ч.л.1) позволяет ЛИЭ совершать работу с мнимыми объектами ничуть не хуже, чем с реальными. Главное, чтобы комбинация сложилась удачная, выгодная, – чтобы деловая цепочка составилась. А пропустить через неё реальные деньги всегда можно успеть (и то, если кредитор поторопит), а нет, так можно и дальше прокручивать их для своей прибыли.
Конечно, в ту пору не было такой совершенной, банковской системы, позволяющей легко и беспрепятственно проводить подобные операции. Но лично у Ричарда Глостера такие возможности были. У него были не только свои капиталы (причём, не малые!), но и своя банковская система – своя «деловая цепочка» для их оборотов. Огромное количество расчетов он делал по векселям, имеющим безупречное, своевременное покрытие (о чём свидетельствует множество сохранившихся в его архиве платёжных ведомостей). Он был скрупулёзно точен в финансовых расчетах, а также в расчётах сроков погашения кредитов и векселей. Поэтому мог жить за счёт оборотов, практически не растрачивая основных капиталов, благодаря чему стал одним из самых богатых людей в Англии (если не во всей Европе!). Кроме того, он был крупнейшим землевладельцем и, объединив все свои владения, вполне мог бы стать самостоятельным правителем в своей стране (по аналогии с герцогом Бургундским). Доходы со своих имений, благодаря умелому управлению, он получал фантастически высокие. И мог сделать свои землевладения регионами - донорами для всей страны, хотя бы на первые несколько лет (что, собственно, и сделает, став королём).
Уверенный в своём высоком финансовом обеспечении, Ричард даже не сразу понял, из-за чего к Вудвиллам так народ потянулся?! Мёдом они намазаны, что-ли? Он относил это за счёт недомыслия этих людей: их обманули, ограбили, а они оказывают доверие не тому, кто защищает их интересы, а тем, кто их обобрал. С другой стороны, афишировать свои финансовые возможности ему тоже было не с руки: все знали, что он несметно богат (и мог бы стать стократ богаче), но не предполагали, что он может делать деньги из ничего (это уже колдовство!).
Кое-кто даже попытался убедить его отказаться от регентства. По одной из версий этим человеком был Уильям Гастингс (ИЭЭ), который, специально для этой цели, утром, 10 июня, в компании Джона Мортона, епископа Илийского (ИЭИ), лорда Томаса Стенли (ИЭИ) и Томаса Ротерхэма, архиепископа Йоркского (ИЭИ) вошёл в апартаменты Регента, заранее попросив об аудиенции.
Сначала Ричарда вежливо попросили сложить с себя полномочия Регента и уступить эту должность королеве. Потом попытались приставить нож к горлу (в прямом или переносном смысле – трудно сказать). Кончилось тем, что Ричард вызвал стражу, арестовал всех четверых и отправил в Тауэр. В тот же день (10 июня) он написал письмо магистратам Йорка, в котором просил прислать как можно больше вооруженных людей, чтобы помочь ему воспрепятствовать проискам «королевы, ее кровных родственников и сторонников, которые намеревались, и каждый день собираются, убить и совершенно уничтожить нас и нашего кузена, герцога Бекингэма, древнюю королевскую кровь этого королевства» (из письма Ричарда Глостера в Йорк).
На следующий день, ввиду других, повторных покушений на его жизнь, Ричард отправил аналогичный запрос своему родственнику, лорду Невиллу. Кроме того, - судя по последующим, посланным им в то же время запросам, попытки покушения на его жизнь не прекращались в течение нескольких дней. (Не мог такой бесстрашный и мужественный человек, как Ричард Глостер, паниковать по пустякам. Всё говорит о том, что его жизнь постоянно подвергалась опасности.)
Из Йорка прислали три сотни воинов, но в Лондон их не пропустили расставленные заговорщиками патрули. Пробиться в город им удалось только спустя полтора месяца, уже после коронации Ричарда.
30. Разоблачение заговорщиков
13 июня, 1483 года, Ричард пришёл на заседание Совета в Тауэр, и выдвинул обвинение против заговорщиков, – тех, кто во время аудиенции попытался отправить его а на тот свет: лорда Гастингса, Томаса Стэнли, Джона Мортон, Томаса Ротерхэма.
«Великий правдолюб», Томас Мор, написал в своей «Истории короля Ричарда III», что лорда Гастингса тотчас же после этого выволокли во двор и казнили на первой попавшейся колоде. На самом деле всё происходило иначе: было проведено следствие, которое длилось несколько дней. Причём, защитником по этому делу Ричард назначил личного юрисконсульта Гастингса, Уильяма Кэтсби, предполагая, что в ходе расследования ему удастся выявить смягчающие вину Гастингса обстоятельства. Единственным таким обстоятельством оказалось то, что лорд Гастингс без памяти влюбился в миссис Шор – связную и вербовщицу заговорщиков. Но смягчить этим его вину не удалось. Представ перед судом Совета, Гастингс держался до такой степени вызывающе, в такой дерзкой и грубой форме отрицал свою вину, что свёл к нулю все усилия адвоката. (По всей видимости, Гастингса (ИЭЭ) просто «заклинило» на его программном УПРЯМСТВЕ. Сказалась БЕСПЕЧНОСТЬ, и программный НЕГАТИВИЗМ6 – с перепугу и сгоряча наговорил невесть что, отбиваясь «на авось», а пожалеть о своих словах уже не успел. Даже не успел «остыть» от своей «защитной речи», поскольку через час уже был казнён.). Члены Совета до такой степени были шокированы его поведением, что несмотря на все его заслуги, близкую дружбу и родственные связи с покойным королём, приговорили его к высшей мере. В тот же день приговор был приведён в исполнение.
6 По психологическим признакам.
Измена и казнь лорда Гастингса потрясла в первую очередь самого Ричарда. (Даже правдолюб Томас Мор пишет: «Лорд- протектор, несомненно, очень любил его, и его смерть была для него невосполнимой потерей».) Отменить приговор, вынесенный членами Королевского Совета, Ричард уже не мог. Подчиняясь мнению большинства (в соответствии с клятвой, данной парламенту в начале своего правления) он обязан был его утвердить. Но, желая облегчить участь Гастингса и оградить его от издевательств толпы, Ричард распорядился свершить приговор во внутреннем дворике Тауэра, на лугу, перед церковью св. Петра, а не публично, на Тауэрском холме, где к месту казни собирались тысячи горожан.
Согласно завещанию Эдуарда IV, лорд Гастингс был погребён в часовне Св. Георга, неподалёку от места захоронения короля. Тогда же, впервые, начал действовать введённый Ричардом новый, либеральный закон: «Дети за отцов не отвечают», согласно которому все имущественные права репрессированного сохранялись за его семьёй и наследниками (невиданное милосердие по тем временам!). Таким образом, вся собственность и землевладения Гастингса перешли к его вдове и старшему сыну, Эдуарду (на которого репрессии не распространились: он продолжал служить в свите Ричарда Глостера).
В тот же день был составлен указ, в котором сообщались подробности разоблачения заговора, и лондонскому глашатаю поручили огласить его текст. (Этот ход тоже был новым и либеральным словом во внутренней политике Ричарда: до сих пор правительство не считало себя обязанным объяснять народу необходимость тех или иных мер.)
Из четырёх заговорщиков, обвинённых в покушении на жизнь Ричарда Глостера, троих освободили и помиловали.
Епископа Джона Мортона (ИЭИ) отпустили по настоянию лорда Бекингэма, пожелавшего взять его на поруки. (И это великодушие потом самым ужасным образом отразится на судьбе и репутации Ричарда Глостера: в отместку за проявленное милосердие, Джон Мортон на долгие пятьсот с лишним лет покроет его имя позором, представив, как самого отъявленного негодяя всех времён и народов, – воплощённого демона, изверга, тирана, убийцу и палача. За что, спрашивается, такая неблагодарность? А всё потому, что нельзя было, с его (Мортона) точки зрения, выпускать из тюрьмы узника, пережившего ужасы заточения: он никогда не простит этого виновнику своих страданий. Наряду с причинами, о которых будет сказано позже7, Мортон вредил Ричарду и из мстительного удовольствия – из желания оставить своего благодетеля в дураках - с позиций всё той же краеугольной заповеди его бета- квадровой, инволюционной диады: «добро не должно оставаться безнаказанным». (Ещё более циничная её интерпретация - «Оставь благодетеля в дураках», позволяет самоутверждаться на собственной подлости по очень простой, жестокой и мстительной схеме: «если «использовал», а потом «кинул»,- считай, «отомстил». За что конкретно отомстил, можно потом придумать. Чему очень способствует признак СУБЪЕКТИВИЗМА в сочетании с КВЕСТИМНОСТЬЮ, программной ИНТУИЦИЕЙ и творческой ЭТИКОЙ ЭМОЦИЙ– мнительностью и злопамятностью: раздул обиду из пустяка, предвзято истолковал её смысл, и вот уже появляется повод для мести, удобный способ «выпустить пары» и «изрыгнуть яд», во избежание «перегрева» и «самоотравления».)8).
7 Наряду с прочим, эти козни были ещё и частью планомерной, политической акции, направленной на уничтожение Ричарда III как правителя, с последующим очернением его репутации в веках.
8 Другой вариант: «Не хочешь зла, не делай добра», – известная поговорка, распространённая в бета - инволюционной диаде, к которой относился и Джон Мортон – по психотипу, ИЭИ. .
Джон Мортон - старший сын Ричарда Мортона, родился в 1420 году. Учился в Оксфорде, где и получил докторскую степень по теологии. По возведении в духовный сан работал адвокатом в церковном суде города Аркса. Затем нашёл покровителя в лице кардинала Берчера и был представлен им ко двору короля Генриха VI. Как убеждённый сторонник Ланкастеров, Мортон сопровождал королеву Маргариту Анжуйскую в изгнание после её поражения в битве при Таутоне, за что был лишён прав и имущества Эдуардом IV. Во Франции Мортон верно и преданно служил королю Людовику XI, выполняя различные «деликатные миссии». По его поручению он способствовал примирению графа Уорвика с Маргаритой Анжуйской и вместе с ними вернулся в Англию, в 1471 году. После разгрома Ланкастеров в битве при Тьюксбери, Мортон был арестован, обратился с прошением о помиловании к Эдуарду IV, был им прощён и даже восстановлен в правах. В 1475 году он сопровождал короля Эдуарда в его походе во Францию и способствовал заключению соглашения в Пекиньи, за что получил от Людовика XI щедрое вознаграждение в размере 2000 экю. После смерти короля Эдуарда, Мортон стал поддерживать Вудвиллов в их заговоре против Ричарда Глостера. Участвовал в покушении на его жизнь, за что и попал под арест. На суде вёл себя предельно корректно, повинился, раскаялся, был помилован и отправлен под надзор лорда Бекингема, в его родовой замок Брекон.
Сложнее обстояло дело с третьим заговорщиком, Томасом Ротерхэмом (ИЭИ). Томас Ротерхэм, епископ Рочестера, а затем епископ Линкольна, был произведён в архиепископы Йорка в 1480 году. При Эдварде IV занимал пост лорда - канцлера - Хранителя Печати. Будучи ярым сторонником Вудвиллов, он после смерти короля передал в руки Елизаветы Вудвилл Большую Государственную Печать, что было с его стороны вопиющим нарушением закона, поскольку Регентом была назначена не она. Когда Ричард вернул себе полномочия Регента, Ротерхэм запаниковал, во всём повинился, попросил о помиловании и о восстановлении его в должности лорда - канцлера - Хранителя Печати. Ричард Ротерхэма помиловал, но в должности канцлера - Хранителя Печати его не восстановил. (Какая может быть должность, если Печати-то нет?! Печать осталась в Вестминстерском Аббатстве, у королевы9…)
9 Существует описание событий, при которых Ротерхэм, будто бы, сам пришёл в Аббатство к королеве и «вопреки её желанию» сам навязал ей эту печать (http://www.luminarium.org/encyclopedia/woodville.htm).
Обиженный Ротерхэм решил Ричарду отомстить и снова примкнул к заговорщикам, а затем, с помощью миссис Шор вовлёк в заговор лорда Гастингса. Узнав, что Гастингса осудили на смерть, Ротерхэм до ужаса перепугался, тут же «осознал» свою вину, на суде Совета покаялся и попросил его отпустить. Его присудили к бессрочному заключению в Тауэре. Три месяца Ротерхэм там просидел, забрасывая Ричарда и Совет просьбами о помиловании, и уже осенью был освобождён из - под стражи и восстановлен в должности архиепископа Йорка.
Вербовщице заговорщиков, миссис Шор, Ричард не собирался оказывать снисхождения. Считая её виновной в измене и смерти Гастингса, он намерен был осудить её по всей строгости закона, – за свои преступления она должна была ответить сполна. Но миссис Шор (ИЭЭ) его перехитрила, – придумала, как ей избежать наказания. Она обольстила своего адвоката, Томаса Лайнома – Государственного Защитника, назначенного ей Ричардом, и пообещала, что выйдет за него замуж, если тот получит разрешение Ричарда на их брак. Шансов уговорить Ричарда практически не было, но миссис Шор по опыту (на примере Ротерхэма) знала, что у Ричарда можно вымолить прощение и решила сыграть на его сострадании. Она подослала к нему Тома Лайнома и тот в слезах стал просить Ричарда дать ему разрешение на этот брак. Ричард не изменил своего мнения о миссис Шор. Он от души посочувствовал Тому Лайному и попытался его переубедить: если угодно, он даже готов был ходатайствовать перед Советом о смягчении наказания для миссис Шор, но жениться - то на ней зачем?
Миссис Шор – в прошлом, жена лондонского банкира. После семи лет бездетного брака развелась с мужем и перешла из иудаизма в христианство, сменив имя Элишева (Элизабет) на христианское имя Джейн. Сразу же после этого она стала любовницей Эдуарда IV (ходил слух, что он был её крёстным отцом). После смерти короля она взяла себе в покровители его пасынка, сына королевы Елизаветы, маркиза Дорсета – констебля Тауэра, хранителя казны и королевских сокровищ. Когда сокровища и казна, вместе с Дорсетом, перекочевали в Вестминстерское Аббатство, она стала связной заговорщиков и втянула в этот заговор Уильяма Гастингса.
Ричард обещал добиться смягчения приговора для Джейн Шор, но Тому Лайному этого было недостаточно, он умолял позволить ему на ней жениться. Отчаявшись его переубедить, Ричард, со свойственной ему мягкой иронией, написал епископу Линкольна, Джону Расселу, письмо следующего содержания:
"Не было границ моему удивлению, когда я услышал от Тома Лайнома о его желании соединиться браком с бывшей женой банкира Шора. Очевидно, она свела его с ума, ежели, кроме нее, он больше ни о чем и ни о ком не хочет думать. Мой дорогой епископ, непременно пригласите его к себе и постарайтесь вразумить его. Если же вам это не удастся и церковь не возражает против их брака, то и я дам ему свое согласие, пусть только он отложит венчание до моего возвращения в Лондон. А пока, дабы не сотворила она чего в случае освобождения, передайте ее под присмотр ее отцу или кому другому, на ваше усмотрение".
Уловка Джейн Шор удалась: смертную казнь ей заменили церковным покаянием. Жарким июльским днём, в одной лёгкой накидке, Джейн Шор должна была ходить по улицам Лондона с распущенными волосами и зажжённой свечой в руке, стучаться в каждый дом и просить у жителей города прощения. По завершении покаяния, она вышла замуж за Томаса Лайнома, но вскоре осталась без средств к существованию и умерла в нищете. (Её призрак с распущенными волосами и свечой в руке, говорят, до сих пор ходит по Лондону. Если увидите, не пугайтесь.)
Последнему из заговорщиков – лорду Томасу Стэнли (ИЭИ), тоже удалось избежать наказания. Измена для него была делом обычным. В первой же своей военной кампании юный Том Стэнли предал союзников в битве при Блор - Хит, в 1459 году. Вместо того, чтобы сражаться, он отошёл со своим войском на шесть миль от поля битвы и стал ждать окончания боя, чтобы примкнуть к победителю. Его осудили, но вскоре помиловали.
Первым браком Томас Стэнли женился на Элеоноре Невилл, сестре графа Уорвика и уже 10 июля, 1460 года, сражался вместе с ним против Эдуарда IV, в битве при Нортхэмптоне. Попав в плен вместе с Уорвиком и Генрихом VI, Томас Стэнли умолял Эдуарда IV о помиловании. Эдуард его простил, оставил при дворе, а затем стал симпатизировать ему и даже назначил главным судьёй Честера и Флинта. После вторжения Кларенса и графа Уорвика в Англию, в 1470 году, Стэнли вместе с ними перешёл на сторону Ланкастера и сражался в рядах повстанцев: осаждал замок Хорнби в графстве Чешир. Был побеждён и взят в плен Ричардом Глостером. Ричард был удивлён и разгневан, увидев «верного йоркиста» Стэнли в рядах пленных ланкастерцев, но Томасу Стэнли удалось и у него вымолить прощение.
После разгрома Ланкастеров в 1471 году, Стэнли снова попал в плен к королю Эдуарду и в очередной раз выпросил у него прощение. Ричард предостерегал брата относительно сомнительной лояльности Стэнли, но Эдуард оставил его совет без внимания.
В 1482 году, несмотря на взаимную антипатию, Стэнли сопровождал Ричарда в его шотландской кампании. Ничем выдающимся он себя в этом походе не проявил, но и вреда особого тоже не причинил. Во втором браке Томас Стэнли женился на Маргарите Бофорт – вдовствующей графине Ричмонд (матери Генриха Тюдора, графа Ричмонда) и вместе с ней стал поддерживать притязания семейства Вудвилл на власть. После смерти короля Эдуарда, Томас Стэнли примкнул к заговорщикам, был арестован и отправлен в Тауэр. Испытав ужасы заключения, он повинился, раскаялся и запросился на волю (в Тауэре с ним дурно обращались: один охранник даже ударил его по голове). Стэнли так слёзно и жалобно молил о пощаде, что Ричард, несмотря на всю прошлую неприязнь, не только его простил и восстановил в правах, но и сделал одним из своих приближённых. (По всей видимости, за Томаса Стэнли просила сама герцогиня Йоркская, которую (по принуждению второй жены Томаса Стэнли, Маргариты Бофорт), в свою очередь, попросил об этом старший сын лорда Стэнли, Георг Стрэндж,– сын первой жены Стэнли, Элеоноры Невилл, приходившейся герцогине Йоркской (Сесилии Невилл) родной племянницей. Не желая (даже с риском для жизни) отказывать своей матушке в этой просьбе, Ричард и согласился на столь опасное для него помилование, впоследствии ставшее роковым: через два года Томас Стэнли приведёт в Англию злейшего врага Ричарда, Генриха Тюдора (сам лично подготовит для него "коридор" и приставит проводников), потом Стэнли предаст Ричарда в битве при Босворте, а перед этим, уверенный в своей безнаказанности, ещё и язвительно ему нахамит; после чего отречётся от своего сына, Георга Стрэнджа, предложив Ричарду покарать его за неверность отца: "У меня, кроме Георга, есть и другие сыновья!"– глумливо скажет Ричарду лорд Томас Стэнли, являя собой образец беспредельной подлости, наглости и коварства.)
На протяжении всей своей жизни лорд Томас Стэнли (ИЭИ) неоднократно предавал своих союзников. Попадая к ним в плен, он их слёзно просил о помиловании, унижался и ползал в ногах, а потом сам же и ненавидел их за то, что они его прощали, – не хотел быть им чем-либо обязанным и мстил им из жалкого и мелочного своего самолюбия за пережитое унижение.
В отношениях с Эдуардом IV (СЭЭ) Стэнли всякий раз «слёзно» апеллировал к «доброй воле» короля - его программной волевой сенсорике (+ЧС1), – бил на жалость, прикидываясь маленьким и ничтожным, воздействовал на него очень мощной суггестией своей инстинктивной программы «не обижай маленьких» - одной из самых глубинных и впечатляющих инстинктивных программ. Рядом с этим «маленьким», съёжившимся от страха человечком, Эдуард чувствовал себя ещё более сильным и добрым правителем и всякий раз его великодушно прощал, восстанавливал в прежних правах, а то и повышал в должности, вопреки предостережениям брата и собственному опыту.
При любых обстоятельствах, несмотря на многочисленные измены, проступки и отягчающие вину обстоятельства, лорд Томас Стэнли при любом государе умудрялся оставаться «любимчиком». Воздействуя на каждого из них интуитивно - этическими манипуляциями, он переигрывал их по аспектам «интуиции времени», по «этике эмоций» и «этике отношений». Обещая исправиться, он заставлял их ждать неопределённое время, а до тех пор, подгадывая удобный момент, выпрашивал у них новые бонусы: доходные должности, высокие титулы и землевладения. (После трёх-четырёх измен при Эдуарде IV Томас Стэнли получил титул лорда.)
Главным качеством лорда Томаса Стэнли была находчивость. Ловкий интриган, плут и мошенник, неисправимый предатель и подхалим, Томас Стэнли с лёгкостью втирался в доверие к каждому новому правителю, быстро находил пути к успеху и возможность выслужиться при дворе. Будучи уличён в неблаговидных поступках, он всегда находил способ оправдаться и вымолить себе прощение. При любой власти в Войну Роз, Томас Стэнли, несмотря ни на что, выживал, благоденствовал, становился ещё влиятельнее и богаче.
/>